Олег Попцов: И власти плен...

Роман, повесть, рассказ, написанные в разное время и отдельно существующие, не требуют слов предваряющих. Да и зачем? Для автора нет утомительнее занятия, нежели разъяснять собственный текст до его прочтения.

Другое дело книга. Произведения, собранные в ней, как бы лишаются некой доли самостоятельности и обретают иной смысл. И тотчас автора охватывает смятение, беспокойство: не ошибся ли, удачно ли сочетание предложенных работ. И не разрушит ли следующее повествование ощущение от предыдущего. Все потому же. Единым и целым становится книга, она обретает характер самостоятельного произведения.

Так в чем же объединяющий мотив книги, ее общий знаменатель? И есть ли он? Есть, так считает автор. Это совесть. Совесть Власти, совесть Любви, совесть Памяти.

Никаких иных разъясняющих слов автор говорить не намерен. Лишь несколько мыслей он еще хочет высказать, несколько разрозненных мыслей, созвучных книге и времени.

Нас всех достало время. Состояние несвойственное для затворника, каковым считает быть писатель. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Процесс демократизации в обществе всегда начинается с демократизации слова.

Мы все сейчас живем идеями перемен. Это состояние приподнятости и тревоги одновременно. В сказанном нет противоречия. Реальность надежд рождает реальность тревог по поводу торжества надежд. Видимо, все дело в том, что многие из нас не готовы к переменам, хотя их очень желают. В этом проблема. Переселиться в мир перемен, минуя стрессовые состояния, когда меняется сознание, уклад жизни, нарабатывается иная оценочная шкала твоей значимости в этой жизни. Не с точки зрения зарплаты, которая, конечно же, как считаешь ты, занижена, а с точки зрения твоей реальной стоимости, насущности и полезности для общества. Хорошо бы миновать все это, перенестись неким образом по воздуху и оказаться уже в другом, переменившемся мире, где все отлажено и ты сам задействован по максимуму. И конечно же, среди наиболее талантливых, справедливых, деятельных. Не ты объединился вокруг кого-то, а кто-то — массы, народ — объединяется вокруг тебя, носителя высоких идей и созидателя. Хорошо бы, не правда ли?

Однако оставим фантазии, обретем реальность ощущения.

Без борьбы ничего не произойдет, не получится. Слишком долго творилась, преумножалась словесная жизнь, где и свершения случались с непререкаемой непременностью, ибо оценочным механизмом были опять же слова, которые без особого труда переставлялись с места на место, обеспечивали прирост, преумножение, наращивание.

Уместно будет сказать, что у нас разладился не только экономический механизм, но и механизм нравственный. Сузился, поблек этический горизонт, как если бы в обращении остались лишь две разменные монеты — выгодно, невыгодно. Что крайне необходимо на торжище, то пагубно для души.

Ставить свою порядочность, честность, воспитанность, свое гражданское предназначение в зависимость от условий — порочно по сути своей, хотя бы уже потому, что создание условий — дело не одного дня. Честность, повязанная экономическими стимулами, — это уже не честность, а товар. Где-то я прочел недавно, кажется, у Лихачева: «Совесть подсказывает, честь действует. Совесть всегда исходит из глубины души. Совестью человек очищается».

Один мой знакомый, адресуя слова большому начальнику, с горечью заметил:

«Чем больше власти, тем меньше совести. И знаешь, почему? Сострадать всему человечеству проще, чем одному конкретному человеку. — Потом он подумал и добавил: — Хозрасчетный социализм, самоокупаемость. Мы должны построить совестливый социализм. Все остальное приложится».

Автор

Не хочется просыпаться. Блаженное безмыслие: еще уплывают размытые очертания сна, тело расслаблено, и теплая, вялая лень окутывает тебя. Не хочется просыпаться.