Олег Попцов: И власти плен...

Лежишь с закрытыми глазами, прислушиваешься к себе. Какая-то перемена чувств, иное состояние. К нему еще надо привыкнуть. Потому и шутишь невдумчиво: стареем, наверное. Не разуверяешь себя, не соглашаешься, а так отрешенно, сдерживая зевоту: стареем… А мозг уже включен на полные обороты, просчитывает, сравнивает. До сорока, после сорока. Не мною сказано: до сорока живешь вне возраста. Нескончаемая череда событий, а ты как заведенный бежишь, бежишь, не останавливаясь, и не поймешь, ты мимо них, они мимо тебя. Если бы знать точно, когда кончается д о и начинается п о с л е. Не перестараться бы, не пережать. Сколько себя помню, всегда чего-то не хватало: времени, средств, людей, в месяце считанных часов, в году считанных дней. На согласование не хватало, на проектирование, на строительство, на освоение. На личную жизнь или на такой вот воскресный сон — тоже не хватает. Не хочется просыпаться.

А может, я наговариваю на себя? На самом-то деле все хорошо. Я, Антон Метельников, — счастливый, удачливый человек. Биографически состоявшаяся, цельная личность. Не всякий про себя такое скажет, не всякий.

Окончил институт, получил распределение в тридевятое царство — художественный образ, а по существу так оно и есть. Если Урал считать Европой, то еще не одну тысячу километров надо разменять, чтобы долететь или доехать. Должность скромная — начальник цеха. Подвинем к себе счеты и отбросим влево четыре костяшки — вроде как зачин. Четыре года прошло, звонок: «Вас просит зайти директор завода». Оказывается, я в поле зрения, на меня рассчитывают. Следующая запись в трудовой книжке — главный инженер. Отбросим еще три костяшки. Тут уместен восклицательный знак: переведен в другое ведомство. Там своя лестница: заведующий отделом, заместитель председателя исполкома, секретарь райкома. Все поздравляют, пророчествуют: «Ты у нас самый-самый». А я в панике — не мои сани. Всех мыслей — сбежать на завод.

Беда помогла. Директора машиностроительного инсульт свалил. Девять фамилий перебрали — некем заменить. Десятым оказался я, послали. Затем область. И вот теперь — машиностроительное объединение, генеральный директор. Такой расклад.

Недавно министр назвал мою фамилию на коллегии: «Такие, как Метельников, — наш золотой фонд. Им дашь завод — поднимут завод, дашь область — поднимут область. Одно слово, гвардия». Начальство хвалит — жди беды. Приезжаешь на завод, а тебе уже несут телекс: коррективы к плану. Увеличить, реконструировать, ускорить, освоить. Золотой фонд — все может. Поэтому нам планируют невозможное.

И так всю жизнь, никаких сверхситуаций. Один год похож на другой, последующая пятилетка на предыдущую. Мне грех жаловаться: я замечен, обласкан. Мое общественное положение устойчиво. Меня ценят. Людская молва ко мне благоволит. По слухам, меня систематически повышают, наделяя масштабными полномочиями.

А если это все треп, затянувшееся бодрячество? На самом деле шел, шел человек и вдруг остановился — пятнадцать лет на одном месте. И тот, другой, путь был вернее и мой выбор не так удачен? Странно, но подобные мысли все чаще и чаще одолевают меня.

Слышу шорохи, но глаз не открываю. Так и должно быть. Это жена, она проснулась раньше меня. В воскресные дни я запрещаю меня будить. Радио к черту, телефон отключен. Рынки, магазины, прачечная, дача, гараж — все после десяти.

Говорят, что Наполеону хватало на сон четырех часов. Я не удивляюсь: у него перерывы между сражениями были длительнее, чем у нас между совещаниями, коллегиями, отчетами, проверками, сдачами и пусками.

Ждешь воскресного дня как манны небесной не дня того, чтобы твоя жена пробудилась в семь утра и произнесла риторическую фразу: «Есть повод для раздумий».

Когда состояние раздумий — факт чрезвычайный, можно проснуться и в шесть, и в пять утра, чтобы оповестить мир о посетившем тебя прозрении. Я ничего не ответил. Я спал, по крайней мере мне так казалось. Не могу утверждать точно, была ли это реплика жены или слова произнес абстрактный женский голос, явившийся мне во сне. Не хочется просыпаться. Воскресенье — единственный день, когда воплощается видимость, что я принадлежу себе. Главное, не открывать глаза. Тут кто кого перехитрит. Жена произнесет фразу еще раз, не услышит ответа и успокоится. Ей-то, слава богу, известно: воскресенье — мой день. Если же голос жены — досадное сновидение, надо сказать себе: «Хочу, чтобы приснилась собака». Собака во сне — к счастью. И никаких иных сюжетов. Хочу, чтобы приснилась собака.