Олег Попцов - Свадебный марш Мендельсона

Я замечаю, как директор растирает занемевшую переносицу.

— Вы молоды, — говорит он. — Вас уважают учителя.

Я смотрю прямо перед собой… Новая политика, новые люди.

Школа разъезжается на каникулы. Интересно, знает ли дед об этом разговоре?

— Простите, Всеволод Анисимович. Но я не совсем понимаю вас. В школе есть заведующий учебной частью.

Лицо директора попадает в полосу света. Он согнутым пальцем трогает усы, подбородок, понимающе кивает головой.

— Я ждал подобной реакции. И могу понять вас. Дмитрий Степанович ваш учитель-наставник. Помните у Винокурова?

Все мы невечны, голубушка. Дмитрию Степановичу уже лихо за шестьдесят. Пора. Я по-доброму сожалею, Виктория Павловна, но жизнь продолжается.

Господи, как же я ненавидела себя, свою робость! Неужели так трудно сказать человеку правду? Неужели нужны какие-то особые обстоятельства, чтобы ты, я, он поступили так, как надлежит поступать всегда, в любой час? Не подумать, а сказать, не шепотом, а в полный голос. Я думала так, я возмущалась. Но все это было где-то во мне. А наяву губы бессвязно пережевывали какие-то нелепые возражения:

— Нет, нет. Я не согласна. Как же можно? При живом человеке! Он столько лет…

И вдруг неожиданно для себя:

— Его проводить надо.

Директор уже не слушал меня. Он возбужденно ходил по кабинету. То и дело задевал за кромку ковра, чертыхался, суетливо поправлял сбившийся край и снова начинал ходить.

— Эх, Виктория Андреевна! Ну конечно же надо проводить. Дмитрий Степаныч предостаточно послужил народному образованию. Каждому из нас, — директор был взволнован, — я подчеркиваю, каждому из нас этот путь, удел просветителя — немой укор. Вот что значит — отдавать себя людям. — Директор спохватился, он несколько разочарован: подобные слова, вдохновляющие и назидательные, он произносит в пустом кабинете. — Запала, настроения — всего жаль. Кстати, к вам, Виктория Андреевна, наша нижайшая просьба. Возглавьте, голубушка, комиссию по проводам. С вашей выдумкой, вашей женственностью. Вы для него как дочь, — директор вынул платок и отвернулся.

На следующий день я замоталась окончательно и деда не видела. Еще через день мне пришлось подменить его на экзаменах: дед заболел. Через неделю он пришел в школу хмурый и неразговорчивый. Мне показалось, что Дмитрий Степанович избегает меня. Я потеряла голову. Хотела заехать к нему домой. Но дед, словно догадавшись о моих намерениях, прямо в учительской сказал:

— И откуда они берутся, родственники? Понаехали — полный дом… Я и половину их в лицо не знаю.

Алла Разумовская пожала плечами:

— Не понимаю, чего ты бесишься? Дед со всеми такой.

Где-то накануне последнего экзамена дед снова слег. Директор был не в пример прежним дням очень озабочен. Он вызвал меня прямо с консультации. У него появилась нелепая привычка — во время разговора тушить свет.

— Почему все время я? Неужели у нас нет других учителей?

Директор стоит ко мне спиной. Мне хорошо видно его тугую, аккуратно выбритую шею. «Странно, — думаю я, — у него затылок беспощадного человека».

— Вы лучше других знаете его манеру. И потом… — Директор не договаривает. Нудно звонит телефон.

Я думала, что этот день никогда не кончится. В голову лезут ненормальные мысли. Сейчас у тебя отнимется рука, затем нога. Тяжелые веки, тяжелый подбородок и все лицо невероятно тяжелое. Мне хочется опустить голову на руки и уснуть. Еще час экзаменов — и я упаду. Нет, не упаду. Надо еще навестить деда. Интересно, что скажет дед?

Старая московская квартира. Внушительный коридор, заставленный книжными шкафами. Между ними на стене припорошенная пылью лосиная голова. Пахнет все той же пылью, вареными пельменями.

Дед лежит на широкой тахте. В комнате занавешены окна. Дед часто жалуется, что его раздражает свет. По квартире, как тень, ходит какая-то незнакомая женщина. Наверное, родственница: дед овдовел девять лет назад. Ходит она бесшумно, отчего полы ее халата, похожие на приспущенные знамена, начинают раскачиваться, открывая натруженные, перехваченные жгутами вздувшихся вен некрасивые ноги. Я подсаживаюсь поближе к деду, раскладываю перед ним гостинцы: курносые кульки с черешней и клубникой.

— Угощайтесь, — говорю я, — вам сейчас витамины нужны.

Рассказываю деду об экзаменах обстоятельно, подробно. Дед отрешенно смотрит в потолок, молчит. Может быть, он меня не слышит? Начинаю говорить громче.