Олег Попцов - Свадебный марш Мендельсона

Когда нас двое и один из нас настойчив в пороке или добродетели, в добре или зле, это не проходит бесследно. Замкнутость одного, претерпевшая повторение, породит в ответ не только замкнутость. Такое можно не пережить. Она уничтожает искренность другого, делает ущербной его доброту. И так в большом и малом, Кирилл. Лишь потому, что нас двое, и удел каждого — нести двойной урок, одерживать двойную победу.

Надеюсь, ты не забыл, как начиналось: «Малютка, отчего тебе не терпится порассуждать на темы, в которых ты ничегошеньки не смыслишь? Это что — любознательность или врожденное качество всех женщин?» О, это твой стиль. Быть ироничным даже в своей замкнутости.

Малютка могла быть сообразительнее и не терзаться наступившими переменами. Шесть лет вместе — это не так мало, к чему-то привыкаешь. А я? Ты можешь назвать меня дурой. Я мельтешилась. Вздохи, ахи, междометия. Боялась показаться непросвещенной. Почему? Слишком долго вживалась в роль. А когда вжилась, оказалось — поздно. Нет синхронности. Я играю первый акт, а ты уже в четвертом. Ты отрицал мое участие. Не отвергал, а отрицал. Может, оттого некоторые наши разговоры врезались в память с той степенью отчетливости, которая граничит с отрешенностью, взглядом со стороны. Твоя третья поездка в Сибирь. Уже был успех, была кандидатская и был Брагин. И ты был другим, уравновешенным, раскованным. Тебе очень шли эти новые черты характера. Я смотрела на тебя и все думала: «Как жаль, что они опоздали на каких-то пять лет».

— Все-таки едешь? — спросила я.

— Еду, — ответил ты, ответил машинально, ответил и забыл.

А у меня уже нет сил. Все ждала этой удачливой полосы, твердила как заклинание: «Успех раскрепостит его, он станет иным». Ошиблась. Ты не из тех, кто останавливается, оглядывается вокруг себя. Провожатый довел тебя до Олимпа. А тебе невдомек. Полноте, говоришь ты, а был ли провожатый?

Глаза пухнут от слез, хочу держаться. А ты и слез моих не замечаешь, шелестишь бумагами, невозможно деловой, невероятно сосредоточенный.

— Не горюй, котеночек, еду в последний раз.

— Это уж точно последний. — Не сказала, выдохнула, смирилась, наверное. Еще ничего не решила, но уже поняла — придется решать.

— Интересно, могла бы я жить без тебя?

Ты зажмурил глаза, открыл их. Потребовалось усилие, мозг отключился, и только тень забот на лице. Позавчерашний ученый совет, вчерашние испытания и телеграммы с комбината, одна тревожней другой.

Представь себе, я была в курсе всех событий. Я думала, ты не слышишь меня, и твою ответную фразу поняла как продолжение твоих забот, моего участия, моего присутствия в твоих заботах. Началом твоего монолога, который ты произносишь там, в своем мире: «Откуда это ощущение вины? Кто наставлял меня, кто? Соберись! Ум, воля — все воедино. Жажда успеха — данность, естественный ход событий. Оглянись кругом. Твои друзья, они недоумевают. И я уступил. Как говорит Зойка, взглянул на мир твоими глазами. «Наука ради утверждения, — сказала ты. — Все остальное потом, после. Сейчас важна победа, триумф. Надо научиться смотреть на мир сверху».

Ты так и сказал: «Только ради тебя».

Съюродствовал, прикинулся слабаком? Случись что не так, съязвил бы непременно: «Все ты!» На всякий случай виноватого пометил.

Запал энергии был слишком велик, и ты заговорил снова:

«До свадьбы и после. Все было отчетливо. Сильные слева, слабые справа. Когда переменилось — не знаю, не заметил. Открыл глаза — ничего не пойму. И там и тут сильные. А может, и там и тут слабые? Твои слова, в них был иной смысл. Живешь и знаешь: там у тебя все в порядке, там держатся. Не все позади, но многое. Нужда, неустроенность. Ты была молодцом! Устала?.. Я понимаю. Надо бросить работу — бросай. Живи так, как тебе хочется, только…»

Ты заулыбался, словно сделал внезапное открытие.

«…Только не задавай мне подобных вопросов. У меня нет резервных клеток мозга. Свободных клеток. Я должен думать о чем-то одном».

Все без особых перемен. Ты думаешь о себе. Я думаю о тебе. Наигранная комбинация и никаких перспектив.

Ты замечал? В любом споре — в гостях, у твоих друзей — я всегда возражала тебе, принимала сторону твоих противников. Не замечал?.. Я так и думала. Удивительная способность любому моему поступку находить простейшее объяснение: каприз, испуг по недомыслию, бабья логика. Ты мне отказывал в праве быть сложной, противоречивой. И даже этим объяснением — элементарным, примитивным — унижал меня. А ребята, твои однокашники, принимали меня в свой круг на равных, превращали в реального противника, с которым приходится считаться, выслушивать его доводы, отвечать на них. Они давали мне еще один шанс разрушить твою первосортность, твою власть надо мной.