Олег Попцов - Свадебный марш Мендельсона

Живешь в перевернутом мире. Сегодня уступил, завтра проявил гибкость, послезавтра завидный такт, и сам того не замечаешь, как вместе со всеми ворчишь: «И кто такую мороку придумал: принципиальность, совесть, бескорыстие. Суета все это». И когда еще поймешь: обманули тебя жестоко! Захочется выть от тоски, сунешь руку в собственную душу, а там провал и пустота. И пахнет скверно, все твои ужимки в кучу свалены, а души-то самой нет.

P. S. Купил Аннушке сапожки. Не дай бог, номер перепутал — тридцать первый как будто? Опять весна. Время не удержишь. Лес наливается зеленью, но листвы еще нет.

Старик, что живет подо мной, жмурится на теплое солнце. «День-два, — говорит, — проснешься, и не узнать… Природа, она на естестве, на неожиданности держится…»

В самом деле, птицы уже горланят вовсю. А березняк как в изумрудной поволоке. Вот-вот и здрасьте вам, лето!

Ваш К.

Они ушли от Хорятина. И дело даже не в Якимове. Никогда не угадаешь, какая капля оказалась последней. И выхода другого нет, как опрокинуть чашу терпения. Скорее всего, история с Якимовым уподобилась этой капле. Десятого февраля, утром профессор Хорятин по привычке ткнулся в дверь лаборатории и обнаружил, что она заперта. Профессор прислушался, безмятежная тишина лишь подтвердила подозрение: группа отсутствует. Так оно, впрочем, и было. Группа провожала Якимова, поезд уходил в час. Назвать подобный случай прогулом — значит непродуманно упростить ситуацию. Профессор понял — это бунт. Многословный, шумный или, наоборот, скрытый, почти незаметный глазу посторонних — неважно. Бунт есть бунт. И он, профессор Хорятин, обязан проучить неблагодарных, зарвавшихся юнцов…

Первую тревожную весть принес сам Кирилл. По существу, ничего определенного. Кирилл принес ощущение. С утра он забежал в библиотеку, перелистал перспективный план научных изысканий. Цель? Так, без всякой цели. Приятно посмотреть на свою фамилию, набранную типографским шрифтом.

Против главной темы, закрепленной за их группой, на полях угадывались карандашные пометки. Удивился еще больше, когда узнал, что план-проспект просматривал профессор Ваганян. Знак вопроса, восклицательный знак и никаких слов. Почему обязательно Ваганян? План просматривают десятки людей. Десятки, сотни, тысячи — внушительно, но безлико.

А Ваганян конкретен, запомнился Ваганян.

Аргументы. Факты, слова, наконец, — ничего не было… Была тревога. Неподтвержденная, интуитивная тревоге Он выкроил свободные часы и поехал в институт Ваганяна. Он может себя поздравить, у него завидная интуиция. В лаборатории тишина.

Через пять минут она будет нарушена. Они не станут читать стенограмму до конца, не смогут. А сейчас — тишина. Кирилл стоит у доски, пробует сосредоточиться. «У них возникнут вопросы, — думает Кирилл, — кому-то же надо на них отвечать». Артем Мерзлый и Пузанков сидят в креслах, ноги заброшены на табурет, читают стенограмму поочередно.

— Наша тема, невероятно. Ты читал? Здесь же предварительные итоги. Откуда эти записи?

— Можешь считать, что располагаешь первоисточником. Из институтских архивов. Украл на свой страх и риск.

Мерзлый морщится. Наверное, так выглядит оглоушенный человек — получается, мы сработали на корзину.

— Не совсем. Хорятин пишет книгу «Природа научных ошибок». Нашей группе посвящена целая глава.

— Ты сошел с ума… — Мерзлый бледнеет, табурет летит в сторону.

— Спокойно, Тема, спокойно. Пока это только гипотеза.

— А моя кандидатская. Ее что же, н-не б-будет?!

Смятение слишком велико, Пузанков начинает заикаться.

— Что же ты стоишь?

Кирилл оборачивается, разглядывает Мерзлого. Ему неприятен его требовательный тон.

— Иди к Хорятину, качай права, отстаивай наши интересы. Ты же руководитель.

— Не ори. Пойду, когда в этом будет необходимость.

— Вы слышали, он настроен ждать. Нас облопушили, понимаешь — облопушили. Ну хорошо, тогда пойду я.

— Никуда ты не пойдешь. — К Кириллу вернулось его обычное спокойствие, — И вообще не пыли. Хорятин подал идею. А тему обозначили мы сами. Некого брать за грудки, Артем, некого.

Решение уйти из хорятинского института было единым. Так кончилась эта маленькая эпопея.

Здравствуй, Кирилл!

Как же хорошо удивляться… Сегодня под нашим окном зацвела липа. Я сорвала ветку и почему-то вспомнила сказку о Дюймовочке.

Возможно, ты прав: всякое понимание двояко. Замкнутость не делает человека доброжелательней. Но это только половина правды. Мы давно перешли в иное качество. Нас двое, понимаешь, двое. А значит, не может быть замкнутости одного человека, неприязни одного человека.