Олег Попцов - Свадебный марш Мендельсона

— Нельзя так. Всякое лыко в строку анкеты. Педагогу верить надо.

— Возможно. Но ко всему прочему Виктория Андреевна женщина. И доложу вам, — директор молодецки подкрутил усы, — женщина привлекательная. А это, знаете ли, чревато. Как говорят французы: «Шарше ля фам».

— Как вы можете?

— Я могу. Я — директор. Случись что, вас пожурят, на пенсию отправят. А меня снимут с работы. Впрочем, я разыскивал вас по другой причине. Мне казалось, мы договорились на педсовете. В настоящем году ни одного второгодника. Четверть кончается, и что же? По вашему предмету — семь итоговых двоек. Согласитесь, это — нонсенс.

Дед разводит руками.

— Volens — nolens.

— Странный вы человек, — директор не желал скрывать раздражения. — Это, знаете ли, попахивает саботажем. Можно подумать, вы живете в вакууме. Кругом твердят: «качество, качество, качество». Или вас это не касается? — Директор хотел заглянуть в глаза деду, но дед отвернулся.

— Не знаю, не знаю. Оценочная шкала не только фиксирует уровень знаний, она инструмент воспитующий. Лишенная одного из своих полюсов, она перестает быть символом объективности, справедливости, честности. Вы хотите обезоружить учителя?

— Ну, знаете ли.

— Ну, знаете ли.

Директор округлил глаза. Однако сказать ничего не сказал. Не нашелся.

Хлопает дверь.

Здравствуй, Вика!

Никак не идет из головы твое последнее письмо. В самом деле, наши письма как мысли вдогонку. Ну что ж, давай порассуждаем. Он и она встретились.

Он: самовлюбленный, одержимый, резкий, замкнутый, в целом не дурак, способен понять чужое горе. Она: добрая, энергичная, на какое-то время растерявшаяся, разучившаяся уступать. Тщеславная, хотя признаться в этом не хочет. Человека не воспринимаешь в целом. Симпатизируешь каким-то качествам, чертам характера. Моя одержимость… Ты говорила, что завидуешь ей.

Первые три года нас преследовали неудачи. Я был мрачен, неразговорчив. Приходили ребята. Их невинная болтовня о собственных успехах терзала меня. Они говорили, а я молчал. И теперь уже страдала ты. От их слов, от моего тупого молчания. Да, да, ты не поверишь… О чем говорить? Я был пуст. Пуст и бессилен.

Ты знаешь, кого я ненавидел в тот миг больше всего? Моих доброжелателей, этих самозваных пророков. «Первый ученик. Вы смотрели его дипломную работу? Незаурядная готовая кандидатская. У него завидное будущее». Они не скупились на похвалу. И вот что удивительно. Им верили. Кто? Все. И в первую очередь я сам. Я привык к счастливым прогнозам. Но проходит год — блестящее будущее задерживается. Еще год — и снова топтание на месте. И тогда хочется завопить: где же оно есть, это чертово будущее? Злую шутку сыграло? Адрес перепутало? А может, ничего не было, нет и не будет?

Я был скверным отцом, но ты ни разу не упрекнула меня. Я забывал тебя поздравить с днем рождения. Ты все переводила в шутку, будто так и должно быть. Ты терпела.

Но то была особая терпеливость. Все вокруг только и говорили о ней. Твое терпение называли безбрежным, щедрым.

Да, да, не делай больших глаз. Я все слышал. Впрочем, ты ведь хотела, чтобы я слышал.

О… Я знаю, как велика боль, когда тебя тиранит собственное тщеславие: «Я жена неудачника». Эти три слова могли заглушить все. Так и было. Они заглушали все. Неудачи не делают человека общительным.

Прошли еще два года — многое переменилось. Я даже не знаю, когда у нас стало все получаться. Мы еще числились в неудачниках, но нас уже встречали в коридоре, как-то по-странному долго задерживали мою руку и говорили, что я «молоток» и что вообще науку двигают одержимые. Я не очень понимал, зачем мне все это говорят. Но соглашался. Было что-то приятное в этой трескотне. Возможно, мы отвыкли от общения, истосковались по нему.

Разве я стал менее одержим? У меня изменились принципы? Я разуверился в своей мечте? Нет.

Дело, которое я выбрал, оказалось не просто большим и интересным. Оно стало подавляющим, оно захватило меня полностью. Я брал один рубеж, тут же терял к нему всякий интерес, устремлялся к следующему. Моя одержимая целеустремленность стала ненавистна тебе.

— Я не тщеславна, — говорила ты. — Зачем мне все это?

Лишь потому, что все это уже было, твои слова не могли уже ничего изменить.

Мы не разучились понимать друг друга. Поверь, этому невозможно разучиться. Понимание двояко: сегодня объединяет, завтра разъединяет людей.

Утром меня вызвал шеф.

— Внесите замечания Хорятина в план доработок по главной теме.