Помощник министра, молодой мужчина лет тридцати семи, с ранней, но уже крепкой сединой, улыбнулся.
— Министр рассказывал, как вы учились вместе, профессор. Он был очень рад вашему звонку.
Чинов тоже стал улыбаться, как если бы ему предстояло сделать еще одно открытие: лично он учился вместе с помощником министра.
— А вы, простите, — помощник вынул блокнот.
— Я… заместитель начальника главка — Чинов.
— А… Да-да, знаю. Ливеровский болен?
— Точно так…
Помощник поморщился:
— Приехали защищать или сомневаться?
— Значит, защищать.
Заместитель неопределенно качнул головой:
— Но, как всякое открытие…
Помощник тоже качнул головой:
— Значит, сомневаться.
Профессор, он не очень внимательно слушал их разговор, устало усмехнулся:
— Приехали решать. Главк нейтрален. По нынешним временам и это благо.
Теперь уже заволновался Чинов:
— Главк нейтрален, но не бездеятелен. Создана авторитетная комиссия.
Помощник примиренчески поднял руки:
— Вот и прекрасно, расскажете обо всем Льву Петровичу. Министр ждет. Прошу. — Помощник обязательно улыбнулся всем ожидавшим в приемной, распахнул дверь.
Брагин никак не хотел идти первым. Чинов махнул рукой и пошел вперед.
Никак не придем в себя после разговора с министром. Каждый в мире своих забот. Брагину мерещится объяснение с директором института. Вопреки решению ученого совета вы… Чинов мысленно проговаривает свой монолог перед Ливеровским. А я — самый непутевый, я хочу спать.
Чинов похож на прогнувшуюся скобу. Прижимает руки к груди:
— Рад бы. Срочные дела. Не могу… — И тотчас растворяется в необъятных коридорах министерства.
— Ему не хуже, — кивает Брагин.
— А нам? — я очнулся, я заговорил. — Может быть?..
— Нет… В ресторане сейчас пусто. А я хочу быть на людях. Стать как все. На нас слишком долго показывали пальцем.
— Тогда куда?
— Пойдемте смотреть мультяшки.
— Куда?
— Вы не ослышались. Профессор Брагин, лауреат Государственной премии, приглашает своего чрезвычайно серьезного коллегу смотреть мультяшки. Вы когда-нибудь были в кинотеатре, где показывают мультяшки?
— Нет. — Я скованно улыбаюсь.
— Ну и зря. Чрезвычайно продуктивно. Тонна удовольствия всего за тридцать копеек. Следуйте за мной.
У кинотеатра толпятся дети. С любопытством разглядывают взрослых, поддразнивают нас:
— Дяньки, а сюда детей старше шестнадцати лет не пропускают.
Брагин подмигивает пацанам:
— А мы младше. Просто мы в театральных костюмах и в гриме.
В зале уже погас свет. Мы с трудом находим свободные места. Садимся. Сзади начинается возня. Я слишком высок, загораживаю экран.
— Дянька, сядьте ниже, нам не видать.
Под свист и улюлюканье выбираемся из зала. Брагина душит смех.
— Как они вас, а? Дянька, сними шапку, нам не видно. Ну а теперь куда?
— Ударим по пиву, профессор.
— А что, это идея. Сегодня мы вне времени. У нас нет забот. Нас никто не ждет. У нас не прихватывает сердце и нет почечных колик. Мы гуляем. Стоп. А нас туда пустят?
— Профессор, в пивном баре работают законченные интеллектуалы. Неужели вы думаете, им неизвестно имя лауреата Государственной премии профессора Брагина?
У пивного бара толпа. Да будет благословен мой рост. Замечаю администратора в дверях, поднимаю руку вверх с двумя растопыренными пальцами. Угадываю благожелательный наклон головы. И как в чудесной сказке — призывный клич.
— Чрезвычайно рад, профессор. Товарищи, освободите проход. А мы, знаете ли, терялись в догадках, куда вы пропали?
Уже готов столик и четыре кружки пива с качающейся пеной сдвинуты в середину.
— Тогда за победу. — Я поднимаю кружку, обдуваю взлохмаченную пену.
Брагин снимает пенсне, массирует веки.
— Еще нет. Но второй раунд за нами. — Кружки глухо стукаются друг о друга.
Нет ничего лучше глотка прохладного, чуть горьковатого пива. Если жара, если вы устали и вам страсть как хочется поговорить.
Мы бредем по заснувшему городу. Вечер удался на славу. Я провожаю старика домой. Профессор лихо закручивает английским зонтиком и время от времени ударяет им в гулкие плиты мостовой.
— Вот вы все говорите — бескорыстие, бескорыстие… Суесловие! Людей бескорыстных нет! Да, да… и нечего таращить на меня глаза. Вся ваша концепция — мертворожденное дитя. Корысть должна быть, иначе невозможно движение вперед. Бескорыстный ученый — это синоним бездарья. Я бескорыстен, я объективен, я честен. Все это, друг мой, убыточный максимализм. Объективных людей не существует. Есть люди в большей или меньшей степени субъективные. Кстати, субъективность суть проявление человеческой индивидуальности. Впрочем, мы отвлеклись. Я хочу вам рассказать одну поучительную историю.
Читать дальше