Елена Серебровская - Весенний шум

Надежда на скорую встречу скрадывала тоску одиночества, да и дел хватало. Маша все делала с аппетитом, с охотой, увлеклась она и будущей своей диссертацией. Ее восхищало и радовало то обстоятельство, что, кроме обычных источников, какими пользуются историки, кроме чужих книг и архивных материалов, она располагает свидетельствами очевидцев и участников. Тема ее диссертации имеет прямое отношение к величайшему событию в истории человечества — Великой Октябрьской социалистической революции. Как повезло ей, как вообще везет ей в жизни! Жить в этом городе, камни которого помнят поступь Владимира Ильича, помнят живых, обыкновенных людей, совершавших революцию. Помнят, только умей выспросить. Только прояви терпение и настойчивость, — и тебе расскажут об истории так тепло и живо, как невозможно уже рассказать о далеком прошлом, затянутом дымкой времени.

Выспрашивала она все-таки не камни, а людей, и люди рассказывали. Она находила нужных людей на старых заводах города, на Кировском, на Обуховском, на нынешнем «Красном треугольнике». Она сидела с блокнотом в маленьких комнатках цехкомов, где пахло машинным маслом и железными опилками, сиживала и за красным сукном стола в завкоме или партийном комитете завода, а бывало, приезжала и на дом к старым рабочим. Ей хотелось уважить этих седовласых, все еще молодцеватых и бодрых людей, хотелось сказать им: «Вы же обогащаете меня, понимаете ли вы это?» Но она стеснялась говорить о себе, а они, видно, привыкли к тому, что люди интересуются их прошлым, привыкли к корреспондентам всякого рода. Они сознавали величие революции, но ни один из них не попытался распространить славу революции на свою персону, каждый старался уйти в тень, хотя и держался с достоинством. И рассказывал не столько о себе, сколько о своих товарищах. Видно, слова «Интернационала»: «Никто не даст нам избавленья, ни бог, ни царь и не герой» вошли в плоть и кровь этих людей. В революции были герои, но с кем ни беседовала Маша, каждый отметал от себя лавры, а свое участие считал самым заурядным и обычным. Не герой решал успех революции, а народная масса, вот этот самый рабочий класс, из среды которого выходили лучшие партийные организаторы и вожаки. Героизм был массовым, но заключался он иногда в умении отдельного человека самостоятельно решить задачу, найти выход из такого положения, осуществить волю партии в таком странном для нынешних людей одиночестве, в таком сложном окружении, что сердце замирало от одних мыслей об этой обстановке. Недаром же и тетю Варю подруги отговаривали в восемнадцатом году вступить в партию, считая, что всех большевиков скоро порасстреляют. А тетя Варя вступила, — уже на одно это требовалось достаточно смелости. Но она поверила в святое, правое дело партии.

Диссертация не могла все же состоять из разрозненных эпизодов, обойтись без работы в архивах было невозможно. И Маша сидела подолгу возле шкафов с одинаковыми папками, терпеливо развязывала шнурочки папок, бережно вынимала старые документы, сводки, протоколы. Всё это требовало времени, и бывали минуты, когда Маша думала: «А это к лучшему, что Константин в отъезде, по крайней мере, больше успею без него».

Маша получала письма и от Лиды, — Лида жила далеко-далеко в Средней Азии, жила там с мужем и детьми. Замуж она вышла как-то смешно, словно нечаянно, — она всегда немножко скрывала свои чувства от окружающих и даже от близких и с замужеством тоже придумала фокус. Казалось, отношение Ивана к ней было определенным, и если он не спешил сделать ей формальное предложение, то только потому, что ее чрезмерная сдержанность и холодность не давали уверенности в ее положительном ответе. К его увечью она привыкла, но вела себя с Иваном не более свободно, чем прежде. Она сама сомневалась в стойкости своего чувства, и сама опровергала себя, а он все еще не объяснился, как следует. А время шло.

Но вот Иван окончил свой институт и сообщил Лиде, что едет в Тамбов: ему предлагают работу и в Ленинграде, только нет квартиры. До сих пор он жил в общежитии, а к первому сентября должен будет освободить место для нового студента.

Теперь он сам ругал себя мысленно, что не объяснился с Лидой раньше: делать это сейчас было невозможно. Иван сильно помрачнел, ему казалось, что он попал в отвратительное безвыходное положение. Видно, придется расстаться с этой девушкой, так и не открыв ей сердца.

Услышав новость, Лида опечалилась. Поведение Ивана было непонятно. Неужели он так легко уедет от нее в другой город? Его следовало проверить. И она сказала: