З Вендров - Наша улица (сборник)

"Илья пророк с неба лошадь не сбросит". А я: "Можно скопить на лошадь". Он и говорит: "Каким образом ты можешь скопить?" А я ему: "При желании все можно... Кто сильно пожелает, тому и бог помогает". Тогда он говорит, Файтл мой: "О чем тут говорить?" А я: "Вот увидишь..." И знаешь, дорогая, мы таки копим деньги на лошадь, по копеечке собираем. Тут заработаешь гривенник, гам, гляди, полтинник. Ну конечно, утробу свою не особенно балуешь... Но это ничего. Пусть только тот, имя которого я недостойна произнести, поможет нам раздобыть лошадь, и мы тогда заживем...

По примеру матери все дети начали находить себе заработки. Лейбл делал бумажные фонари и продавал их по копейке за штуку, торговал также ножиками и солдатскими пуговицами; Мендл помогал каждое утро пекарше выносить на базар корзину с бубликами. Два бублика, полученных им за работу, он не раз уступал товарищам по хедеру [Хедер - начальная религиозная школа] и приносил два гроша домой. Девочки никогда не отказывались присмотреть за чужим ребенком, сбегать куда-нибудь по поручению... Таким образом, и им иногда перепадала копейка.

Заработанные деньги дети с радостью приносили домой и, опускали в пасхальный чайник:

- Пусть отец, купит лошадь.

3

Наработавшись за день, Файтл поставил в сенях пустые ведра с коромыслом и вошел в комнату. Уже на пороге он вытянул руки и направился прямо к печи, чтобы согреть окоченевшие пальцы.

- Почему так тихо в доме? - спросил Файтл, стоя лицом к печи. - Так рано уснули дети?

- Не знаю, что с ними делать: Хьенеле немножко нездорова, и Ципка, кажется, тоже не совсем...

- А что такое? - с беспокойством спросил Файтл.

- Сама не знаю, жар. Особенно у Хьенеле.

- Простыли, наверно, - высказал предположение Файтл, - а может быть, это от желудка. Дай Хьенеле ложку касторки.

- Боюсь, не от желудка. Что-то горит Хьенеле, огнем пылает. И в горлышке у нее булькает, прямо задыхается...

Не позвать ли фельдшера Мотю?

- Вот так сразу и фельдшера! Тебе, видно, некуда двугривенные девать! Слишком много завелось их...

- Можно бы взять взаймы из "тех", - неуверенно сказала Рикля, кивнув на полку, где стоял пасхальный чайник.

Файтл вскипел:

- Из "тех"!.. Так сразу взять из "тех"! Еще что придумаешь? Ребенок немного простыл, и тебе уже ничего не жалко. Разве мы так к чему-нибудь придем, сама подумай...

Вот возьми лучше и дай Хьенеле ложечку касторки да сухой малины купи на копейку и дай ей напиться. Она пропотеет до утра и, с божьей помощью, встанет свежей и здоровой.

Рецепт Файтла не помог: Хьенеле на следующее утро не встала, и Ципка, вторая половина двойни, спавшая с ней в одной кровати, тоже вся горела. У обоих булькало в горле, дыхание вырывалось со свистом.

На рассвете уже сам Файтл, не говоря ни слова, побежал за фельдшером. Фельдшер, осмотрев детей, тут же послал за доктором. Пришел доктор, покричал, что его вчера надо было позвать, велел убрать куда-нибудь всех детей из дома и, отказавшись от полтинника, который Файтл совал ему в руку, ушел.

К ночи Хьенеле скончалась. Через час за ней последовала Ципкеле. Фельдшер сказал: "Дифтерит!"

От капитала в чайнике остался один полтинник - тот самый, от которого отказался доктор.

Остальное пошло на похороны.

4

Когда Файтл с Риклей вернулись с кладбища и сели на полу справлять семидневный траур, их блуждающие взгляды задерживались то на пустой кроватке, то на пустом чайнике.

Сердце болело за погибших детей и за похороненную в этот день надежду выбиться из нужды. Поди начинай все сначала...

Когда все наговорились вдосталь о милых улыбках и ужимках покойной двойни, Файтл спросил жену:

- Сколько там было, в чайнике?

- Одиннадцать рублей без восьми копеек. Ох, горе мне!..

Трудно сказать, к чему относилось это восклицание: к покойным ли детям или к исчезнувшим сбережениям.

Она помолчала, а потом стала перечислять:

- Две трехрублевки бумажных да три целковых серебром... Полтинник и два серебряных четвертака... Три двугривенных, гривенничек, четыре блестящих пятачка, копейка и две новенькие полушечки... Ох, горе мне, горе...

Птенчики мои невинные...

Файтл с Риклей долго сидели тихо, покачивая головами.

В каком-то затаенном уголке сознания у обоих уже зародилась смутная мысль о том, что полтинник в пасхальном чайкике не должен оставаться одиноким... Но пока рана, нанесенная смертью малюток, была свежа, они как бы стеснялись об этом говорить.

По истечении некоторого времени, когда, кроме матери, двойню все уже почти забыли, в доме снова начался разговор о лошади. Рикле и Файтлу казалось, что теперь этого легче будет достичь: Зелда уже работает; две младшие девочки тоже подросли и могут пойти в няньки. Трудновато им будет, конечно, - девчонки еще, но ничего не поделаешь.