З Вендров - Наша улица (сборник)

Даже в то время, когда он возил бочку с водой, ему лучше было, чем теперь: часто останавливался, отдыхал. Случалось даже, мальчишка угощал посоленным куском хлеба.

А здесь - ходи, ходи и ходи.

Буланого клонит ко сну. Нижняя губа отвисает еще ниже.

Хоть бы стоя вздремнуть. Одну минуту - не больше...

Глаза невольно закрываются, широко расставленные ноги стоят неподвижно, но веревка рвет жилы на шее... Он испуганно открывает глаза, три раза подряд чихает, пытается заржать, но получается у него хриплый кашель. Чтобы подбодрить себя, он встряхивается и снова идет, идет и идет...

Чуть свет Зорах-Служивый становится у колеса печатной машины и крутит его, крутит и крутит...

По утрам он словно деревянный: ни одним членом не может пошевелить. Дрожат руки и ноги, напоминает о себе старая рана в бедре, болит поясница. Зораху кажется, что, если он согреется, ему легче станет; он начинает вертеть колесо быстрей и сразу устает. Открытая волосатая грудь покрывается потом, вверх и вниз ходят ключицы. Как веревки, натягиваются жилы на обнаженных до локтя руках и на шее; деревянная гладкая и блестящая ручка колеса обжигает мозоли на руках, колени будто чужие. Глаза нестерпимо горят. Зорах начинает медленнее вертеть колесо, но хозяин его поторапливает:

- Крутите, Зорах, крутите!

А рядом стоит паренек в синей рубахе и быстро кладет белые листы на печатный станок, напевая и насвистывая что-то во время работы. Он не понимает, что такое усталость.

Зораху и на ум не приходит остановиться на минуту. Он крутит колесо, и крутит, и крутит... И кружится комната вокруг него, и машина, и паренек рядом с ней... Жар окутывает глаза, в висках стучит, в голове путается... Зорах бросает взгляд на поющего паренька и, как во сне, вспоминает: он тоже когда-то был молод... Еще моложе этого был, когда поймали его, босого сироту... Взяли в кантонисты...

Утопиться хотел... Высекли... Заставляли креститься...

Повеситься пытался - перерезали веревку... Кровь шла горлом... Маршировали солдаты... Блестели штыки на солнце... Напиться из грязной речушки начальство не разрешало... Солдаты кричали: "Ура-а-а!"... Плевну брали... Водкой тогда поили... Женился... Здоровая девка была Ципа... Что за деньги сорок копеек в день? Попробуйте прожить на них! Хорошо, детей нет, а может быть, дети что-нибудь и приносили бы в дом, облегчение было бы под старость... А как хочется спать... Ну-ка, живее, "форсированным маршем"... Зорах встряхивается, чтобы подбодрить себя, и снова крутит и крутит колесо...

Под вечер, когда Буланый шагает совсем осовелый, Эля снимает его с топчака и выпускает во двор.

Буланый падает как подкошенный, не в силах пошевелиться.

Как вокруг падали, собираются около него черно-серые вороны, спокойно роются тупыми клювами в его гриве, выискивают зернышко, приставшее к липким волосам облезлого хвоста; и вороватые воробышки нагло подпрыгивают на костлявом теле Буланого: тук-тук клювиками, авось удастся что-нибудь добыть, хотя бы крошку жирного навоза, чтоб и себя и малюток своих в гнезде потешить.

А Буланый лежит словно мертвый. Иногда хочется мотнуть головой: "Марш отсюда, сорванцы" - или же, если ему особенно докучают, ударить куцым хвостом, но не хватает сил для этого. Ладно, пусть копаются! Что они там найдут?

Вечером Зорах, разбитый, плетется домой. Стоит ему переступить порог, он тотчас валится как сноп. Спустя минуту он уже храпит.

Ципа будит его: "Вставай, прочитай вечернюю молитву, поужинай". Но он спит как убитый. Тогда Ципа машет рукой и стягивает с его ног тяжелые сапоги. Часто он так и остается лежать, пока не взойдет солнце следующего дня.

В пятницу Буланый оживает. Сразу после полудня Эля-Лейб снимает его с колеса и хлопает по худой лопатке:

- Гуляй, и твое время пришло, знай, что наступает суббота.

Летом он водит Буланого к речке купаться или обливает его несколькими ведрами холодной воды. Но и зимой в пятницу Буланому неплохо; в пятницу он не так измучен. Выходя во двор, он валится на землю и делает попытку покататься: дрыгает ногами в воздухе, вертит головой, пытаясь перевернуться на другой бок. Но старые кости ноют, ноги не слушаются, ничего не получается.

После тщетных усилий Буланый потихоньку встает и ржет в свое удовольствие, как если бы ему удалось всласть покататься. Потом медленно направляется под колесо: хоть раз в неделю отоспаться и поесть как следует.

В пятницу после полудня Зорах прямо из типографии идет в баню. Он забирается на самый верхний полок, изгоняет веником ревматизм из костей, парит мозоли на руках и па ногах, смывает с себя свинец и пот за всю неделю. Он чувствует себя заново рожденным. Иногда он разрешает себе удовольствие, здесь же в бане, "пустить кровь" - поставить несколько банок на затылок... Домой он приходит распаренный, освеженный и помолодевший хоть сейчас в атаку...