LibCat » Книги » Проза » Русская классическая проза » Федор Достоевский - Униженные и оскорбленные - русский и английский параллельные тексты

Федор Достоевский - Униженные и оскорбленные - русский и английский параллельные тексты

Здесь есть возможность читать онлайн «Федор Достоевский - Униженные и оскорбленные - русский и английский параллельные тексты» весь текст электронной книги совершенно бесплатно (целиком полную версию без сокращений). В некоторых случаях можно слушать аудио, скачать через торрент в формате fb2 и присутствует краткое содержание. Жанр: Русская классическая проза, на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале библиотеки ЛибКат.

Читать книгу

Название:
Униженные и оскорбленные - русский и английский параллельные тексты
Автор:
Федор Михайлович Достоевский
Жанр:
Русская классическая проза / на русском языке
Год:
неизвестен
ISBN:
нет данных
Рейтинг книги:
5 / 5. Голосов: 1
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:
Написать комментарий
Ваша оценка:
- 100
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5

Униженные и оскорбленные - русский и английский параллельные тексты: краткое содержание, описание и аннотация

Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Униженные и оскорбленные - русский и английский параллельные тексты»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.

Одна из самых мелодраматических книг русской литературы. Можно сказать, что с нее и началась мелодрама как литературный жанр. Трагическое несоответствие романтических представлений о жизни и реальной действительности – вот основная идея романа. Многое в этом произведении читателям казалось необычным: перед ними была поставлена новая этико-социальная проблема – проблема эгоизма.

Униженные и оскорбленные - русский и английский параллельные тексты — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком

Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Униженные и оскорбленные - русский и английский параллельные тексты», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

I said nothing about it at the Ichmenyevs. They almost quarrelled with me for leading an idle life, that is, not being in the service and not trying to get a post.	У Ихменевых я об этом ничего не говорил; они же чуть со мной не поссорились за то, что я живу праздно, то есть не служу и не стараюсь приискать себе места.
The old man bitterly and irritably reproached me, from fatherly solicitude, of course.	Старик горько и даже желчно укорял меня, разумеется из отеческого ко мне участия.
I was simply ashamed to tell him what I was doing.	Я же просто стыдился сказать им, чем занимаюсь.
But how was I to tell them straight out that I did not want to enter the service, but wanted to write novels? And so I deceived them for the time, saying that I had not found a post, and that I was looking for one as hard as I could.	Ну как в самом деле объявить прямо, что не хочу служить, а хочу сочинять романы, а потому до времени их обманывал, говорил, что места мне не дают, а что я ищу из всех сил.
Nikolay Sergeyitch had no time to go into it.	Ему некогда было поверять меня.
I remember that one day Natasha, overhearing our conversation, drew me aside mysteriously and besought me with tears to think of my future. She kept questioning me and trying to discover what I was doing, and when I refused to tell my secret even to her, she made me swear that I would not ruin myself by being an idler and a loafer.	Помню, как однажды Наташа, наслушавшись наших разговоров, таинственно отвела меня в сторону и со слезами умоляла подумать о моей судьбе, допрашивала меня, выпытывала: что я именно делаю, и, когда я перед ней не открылся, взяла с меня клятву, что я не сгублю себя как лентяй и праздношатайка.
Though I did not confess what I was doing even to her, I remember that for one word of approval from her of my work, of my first novel, I would have given up all the most flattering remarks of the critics and reviewers which I heard about myself afterwards.	Правда, я хоть не признался и ей, чем занимаюсь, но помню, что за одно одобрительное слово ее о труде моем, о моем первом романе, я бы отдал все самые лестные для меня отзывы критиков и ценителей, которые потом о себе слышал.
And then at last my novel came out.	И вот вышел, наконец, мой роман.
Long before its appearance there was a lot of talk and gossip about it in the literary world.	Еще задолго до появления его поднялся шум и гам в литературном мире.
B. was as pleased as a child when he read my manuscript.	Б. обрадовался как ребенок, прочитав мою рукопись.
No !	Нет!
If I was ever happy it was not in the first intoxicating moment of my success, but before I had ever read or shown anyone my manuscript; in those long nights spent in exalted hopes and dreams and passionate love of my work, when I was living with my fancies, with the characters I had myself created, as though they were my family, as though they were real people; I loved them, I rejoiced and grieved with them, and sometimes shed genuine tears over my artless hero.	Если я был счастлив когда-нибудь, то это даже и не во время первых упоительных минут моего успеха, а тогда, когда еще я не читал и не показывал никому моей рукописи: в те долгие ночи, среди восторженных надежд и мечтаний и страстной любви к труду; когда я сжился с моей фантазией, с лицами, которых сам создал, как с родными, как будто с действительно существующими; любил их, радовался и печалился с ними, а подчас даже и плакал самыми искренними слезами над незатейливым героем моим.
And I cannot describe how the old people rejoiced at my success, though at first they were awfully surprised. How strange it seemed to them!	И описать не могу, как обрадовались старики моему успеху, хотя сперва ужасно удивились: так странно их это поразило!

Anna Andreyevna, for instance, could not bring herself to believe that the new writer who was being praised by everyone was no other than the little Vanya who had done this and that and the other, and she kept shaking her head over it.	Анна Андреевна, например, никак не хотела поверить, что новый, прославляемый всеми писатель - тот самый Ваня, который и т. д., и т. д., и все качала головою.
The old man did not come round for some time, and at the first rumour of it was positively alarmed; he began to talk of the loss of my career in the service, of the immoral behaviour of authors in general.	Старик долго не сдавался и сначала, при первых слухах, даже испугался; стал говорить о потерянной служебной карьере, о беспорядочном поведении всех вообще сочинителей.
But the new reports that were continually coming, the paragraphs in the papers, and finally some words of praise uttered about me by persons whom he revered and trusted forced him to change his attitude.	Но беспрерывные новые слухи, объявления в журналах и наконец несколько похвальных слов, услышанных им обо мне от таких лиц, которым он с благоговением верил, заставили его изменить свой взгляд на дело.
When he saw that I suddenly had plenty of money and heard how much money one might get for literary work, his last doubts vanished.	Когда же он увидел, что я вдруг очутился с деньгами, и узнал, какую плату можно получать за литературный труд, то и последние сомнения его рассеялись.
Rapid in his transitions from doubt to full enthusiastic faith, rejoicing like a child at my good fortune, he suddenly rushed to the other extreme and indulged in unbridled hopes and most dazzling dreams of my future.	Быстрый в переходах от сомнения к полной, восторженной вере, радуясь как ребенок моему счастью, он вдруг ударился в самые необузданные надежды, в самые ослепительные мечты о моей будущности.
Every day he was imagining a new career, new plans for me, and what did he not dream of in those plans!	Каждый день создавал он для меня новые карьеры и планы, и чего-чего не было в этих планах!
He even began to show me a peculiar respect of which there had been no trace before.	Он начал выказывать мне какое-то особенное, до тех пор небывалое ко мне уважение.
But, I remember, doubt sometimes assailed and perplexed him suddenly, often in the midst of the most enthusiastic fancies.	Но все-таки, помню, случалось, сомнения вдруг опять осаждали его, часто среди самого восторженного фантазирования, и снова сбивали его с толку.
"A writer, a poet.	"Сочинитель, поэт!
It seems strange somehow.... When has a poet made his way in the world, risen to high rank?	Как-то странно... Когда же поэты выходили в люди, в чины?
They're only scribbling fellows after all, not to be relied upon."	Народ-то все такой щелкопер, ненадежный!"
I noticed that such doubts and delicate questions presented themselves more frequently at dusk (how well I remember all these details and all that golden time!).	Я заметил, что подобные сомнения и все эти щекотливые вопросы приходили к нему всего чаще в сумерки (так памятны мне все подробности и все то золотое время!).
Towards dusk my old friend always became nervous, susceptible and suspicious.	В сумерки наш старик всегда становился как-то особенно нервен, впечатлителен и мнителен.
Natasha and I knew that and were always prepared to laugh at it beforehand.	Мы с Наташей уж знали это и заранее посмеивались.