Сергей Алымов - Нанкин-род

– Не берет, дед… – из-за циновок показалась обмотанная тряпками голова Юна…

– Другому на всю жизнь хватило бы урока, а с тебя – как с гуся вода…

Невдалеке раздались частые выстрелы. Слепой музыкант поспешно отодвинулся от борта.

– Наделали дел… И зачем вам было дразнить заморских дьяволов? Они привыкли гнать китайцев от своих дверей…

– Придется им переменить привычки, – сказал раненый. – Особенно, если они хотят остаться в нашей стране.

По сходням зашлепали босые ноги: показался Син с прыгавшими на коромысле вязками корзин.

– Отдыхаешь? – сбрасывая коромысло, спросил корзинщик.

– А что делать? – сказал слепой. – Вчера мне за целый день не пришлось спеть ни одной песни. Только начну, а на углу залопочет какой-нибудь болтун – толпа и бежит к нему. Чуть не задавили… А ты что рано вернулся? Неужели все продал?

Син крепко выругался.

– Да разве теперь кому-нибудь нужны корзины! Теперь все другим заняты. Даже лавочники закрывают лавки…

– Так что ж ты ругаешься? – воскликнул Юн. – Радоваться надо.

– Радоваться? – удивился корзинщик. – Чему? Я радуюсь, когда продаю корзины.

Волнуясь и дрожа, раненый приподнялся на локте.

– Народ разбивает цепи, а ты плачешь о своих корзинах! Камни кричат от гнева, а дед удивляется, что никто не хочет слушать его песни…

Локоть подломился, и юноша со стоном упал на цыновку.

– Лежи, лежи! – забеспокоился корзинщик. – Не ты один сошел с ума… И я, и дед, и твои почтенные родители – все мы жили и думали иначе… Но недаром сказал премудрый Конфуций: «Сын больше похож на свой век, чем на своего отца».

– Как бы я хотел быть там, – прошептал Юн, протягивая руку в ту сторону, где раздавались выстрелы.

Лю пустеющими глазами смотрел на клочок бумаги, дрожавший в его руке.

В саду под окном бегали, гремя саблями, солдаты. Молодой офицер с лицом, изъеденным оспой, тряс за плечо старого садовника.

– Где сын?.. Куда ты его спрятал?!

Яо знал о сыне столько же, сколько и офицер. Он не видел его с того дня, как английские пули окровавили Нанкин-род.

– Не скажешь – заберем тебя!.. Яо молчал, готовый заменить сына.

«Я стар, – думал он, – и гораздо более гожусь для смерти или тюрьмы».

Солдаты, обыскивая сад, рубили саблями кусты пионов. Старый садовник не выдержал.

– Не кажется ли вам, – учтиво сказал он офицеру, – что саблями, предназначенными для сражений, не следовало бы уничтожать цветы…

– Ах ты, собака!.. – разъярился офицер и ударил старика по лицу. Солдаты, схватив упавшего Яо, потащили его к воротам.

Лю сидел неподвижно у раскрытого в сад окна. Он слышал только биение своего сердца…

Оратор раскачивался над толпой, как язык бьющего в набат колокола.

– Клянитесь добиваться наказания виновников!.. Клянитесь не прекращать борьбы, пока не будут освобождены арестованные!..

Внезапным движением оратор выхватил нож и отсек на правой руке конец указательного пальца… Окровавленный палец брызжущей кистью забегал по полотну.

«Клянемся бороться до конца» – кричали с плаката неистовые буквы.

Город наполнялся китайцами, гнев которых начинал обжигать изнеженную кожу сеттльмента.

Вагон трамвая, свернувший на Нанкин-род, внезапно остановился.

Толстая дама, съехав с кожаного сиденья, упала на грудь сидевшего напротив господина. Подбежавший полицейский взглянул на переднюю площадку: медная ручка брошенного мотора поднималась вверх оттопыренным пальцем. Пассажиры по привычке подняли крик, но ругать было некого: вагоновожатый и кондуктор затерялись в возбужденной толпе.

Напрасно директора банков спешили превратить клерков в солдат. Еще и еще, обгоняя друг друга, подходили путунгские, вузунгские, чапейские кули. Выпрямленные немытые шеи подпирали скованные решимостью желтые лица. Дерзкий и угрожающий блеск прорывался сквозь щели сдавленных глаз. Из хижин, более похожих на норы, чем на жилье, выползали люди-черви, люди-кроты, стихийно вырастающие в людей.

– Дорогая Агата, я непременно должна вас видеть… Я звоню снизу… Я в отеле…

Фей вбежала в комнату с чемоданчиком в руке, встревоженная и растерянная.

– Что делается, что делается! Я не могу оставаться дома. Я боюсь. Лю куда-то пропал. По саду ходят солдаты с ружьями – ищут сына нашего садовника, который, представьте, оказался главным коммунистом! Кто знает, не зарыл ли он где-нибудь бомб? Вдруг они взорвутся! Ужас! Я захватила свои драгоценности и решила поселиться в вашем отеле…