Сергей Юрьенен: Беглый раб

Он усмехнулся.

- Ничего смешного, - сказал Люсьен. - Однажды я тоже сделал выбор. Я не рассказывал? Сел в Турции в рефрижератор. В пустыне было дело. Когда я в Катманду бежал. Двое в кабине. Как вон те... Шофёр со сменщиком.

- Ну?

- Изнасиловали.

- Нет?

- Да, друг. Брутально. До самого Непала срать потом не мог. Голодный шёл. Афганистан, Пакистан, через всю Индию. Ничего не ел, только курил. Гашиш. Смотрел "Midnight Exspress?" *. Вот такие же, как тот надзиратель. Жутко агрессивные. Не хочешь?

Алексей глотнул виски.

- Ничего не значит. Один раз - не пидарас, как говорят у нас в СССР.

- Согласен... - Люсьен взял бутылку, сделал свой глоток, затянулся и вынес сигарету наружу, выбросив руку в проём окна.

- И всё же первый сексуальный опыт. Невинным был еще... Тебя никогда не ебли в жопу?

- Не физически.

Но Люсьен упорствовал в серьёзности.

- Повезло. Но я не имею в виду секс. Грубый - я имею в виду. Потому что он может быть как нежность. Просто продолжение дружбы...

- Другими средствами, - поддакнул Алексей.

Люсьен обиделся. Завинтив бутылку, он откинулся. Демонстративно, чтобы даже не соприкасаться.

Машину озарило - на стоянку въехал ещё один грузовик.

- Нет, не могу...ты спишь?

- Ну?

- Я в смысле Бернадетт. Всё думаю о ней.

- А ты не думай.

- Нас венчали в церкви - я фото не показывал? Мы с ней курили до рассвета и под венцом стояли под балдой, едва не заржали патеру в лицо. Муж и жена - едина плоть...

Он засмеялся, а потом ударил головой так, что металл загудел.

- Фе па ль кон * , Люсьен.

- Могу и faire une pipe.*

- Фе па ль кон.

- А это буду не я - она. Bernadette, c'est moi *. - Люсьен засмеялся. - А меня в её лице, возможно, ты уже познал, и глаз свой русский себе до этого не вырвал. Чего молчишь? Имело место?

- Нет.

- Молодец! Всегда скрывай источник. Первая заповедь журналиста. Защищать источник информации. О чём она тебя проинформировала блядским своим ртом? Зубы у неё в порядке, дантисту сам платил...

- Говорю тебе! Ничего не было.

- Сейчас будет.

- Не муди.

- Потому что Bernadette, c'est moi. Сейчас она тебя - своими гнусно-нежными устами. Или как ваш развратно-церебральный Набоков писал за конторкой нашей мадам Бовари. Я одержим ей, как Флобер, ты знаешь? Не повторить ли нам сцену в фиакре? Классическую? А ля франко-рюсс. А может, просто в жопу? А sec?*

- Cлушай...

- Весь внимание?

- Давай спать.

- Не хочешь мадам Бовари? Что ж, по рукам пойдёт тогда...

Он вылез из машины.

- Эй, постой... Люсьен?

Не оглянувшись, друг удалялся на свет жаровень.

- Ну и чёрт с тобой!

Завинтив окна до отказа, Алексей свалился лицом в разложенные для двоих сиденья. Он слышал, как на стоянку сворачивали грузовики - один, потом другой... Вонь окурков не давала заснуть. Обдирая пальцы, он вытащил пепельницу и вытолкнул дверь.

На краю заставленной выпивкой стола транзистор передавал нечто греческое. В отсветах углей пара шоферов танцевала сиртаки, остальные подхлопывали - и с ними был Люсьен.

Выбив окурки в урну, Алексей вернулся и захлопнулся.

Какое мне дело до всех до вас?

16.

Алексей открыл глаза. Лицо у Люсьена было серым и пустым. Он пытался без шума сложить своё сиденье.

- Са ва?

Люсьен не ответил. Международные трейлеры забили весь паркинг, сверкая хромом и стеклом, как небоскрёбы. Солнце ещё не взошло. Асфальт потемнел от росы. Содрогаясь, Алексей вернулся в машину, щёлкнул ремнём. Избегая контакта глазами, Люсьен вырулил со стоянки.

Автострада была ясной, как небо. По воле водителя машина пролетела станцию обслуживания, и до кофе они дорвались уже только перед самой границей.

Они пили молча.

За чистой скатертью в красную клеточку.

Дорога шла и дальше через лес.

Потом навстречу опустился шлагбаум.

Странно было видеть на солнце насупленные лица пограничников в чёрно-синей форме, которая показалась Алексею родной. Но здесь, на просёлочной дороге, к служебным обязанностям французы относились всерьёз. Один отправился с их документами в будку, другой заставил выйти и открыть багажник. Дотошный пограничник даже влез в машину, не оставив без внимания полароидные снимки на заднем сиденье, а потом (c'est pas porno* - пытался отшутиться Люсьен) потребовал предъявить упакованные картины с животными, невинные игры которых в билярд и в карты провинциала не растрогали. Но парижане были чистыми. Ничего, кроме тихого отчаяния, во Францию ввозить не собирались. Люсьену вернули пасспорт без замечаний, голубой же Titre de voyage * эмигранта вызвал сведение бровей: