Николай Лейкин - Два соперника

— Не бывала, да и не хочу бывать. Ну, что такое лошади! Лучше-же яхтъ-клубъ.

— То лѣтомъ, а я вѣдь про зиму говорю.

— Да и зимой въ яхтъ-клубѣ катаются на конькахъ и съ горъ.

— Повѣрьте, Надежда Емельяновна, что, побывавъ на бѣгахъ, вы и сами пристраститесь къ лошадямъ. Наконецъ, на ваше счастье я буду ставить въ тотализаторъ и вы можете выиграть.

— А что это такое тотализаторъ?

Иванъ Артамонычъ объяснилъ.

— Ну, раза два-три въ зиму извольте, я съѣзжу для васъ, отвѣчала Наденька. — Но за это вы должны меня разъ въ мѣсяцъ на тройкѣ прокатить въ «Аркадію» или въ Озерки и опять чтобы съ нами была компанія.

— Хорошо, хорошо, святая простота. О, какъ это мнѣ нравится, когда она такъ наивно высказываетъ свои требованія! радостно воскликнулъ Иванъ Артамонычъ и прибавилъ:- Сами-же вы сейчасъ сказали, что вы боитесь лошадей, а тутъ проситесь кататься на тройкѣ.

— На тройкѣ я не боюсь. Да ужъ хорошо, хорошо, поѣду съ вами и на бѣга, ежели вы будете катать меня на тройкѣ. И вотъ еще что. Гдѣ мы лѣтомъ будемъ жить на дачѣ?

— Божественная Надежда Емельяновна, у насъ на Петербургской сторонѣ домъ та-же дача. Садъ такой, что и на дачахъ такого не бываетъ.

— Нѣтъ, я непремѣнно хочу, чтобы въ Павловскѣ.

— Надя! укоризненно покачала головой мать.

— Что: Надя! Лучшеже впередъ сказать. Я давно объ Павловскѣ мечтаю.

— Даю вамъ слово, Надежда Емельяновна, что вы не уѣдете изъ нашего сада на Петербургской — вотъ какъ тамъ хорошо.

— Да вѣдь тощища. Музыки нѣтъ, а я желаю музыку…

— Извольте, каждое воскресенье и каждый праздникъ мы будемъ ѣздить на музыку или въ Павловскъ, или въ Аркадію, или въ Акваріумъ.

— Ну, это всене то. А заграницу вы меня свозите?

— Всенепремѣнно. Какъ только можно будетъ взять мнѣ со службы отпускъ — сейчасъ и поѣдемъ.

— А скоро вы возьмете отпускъ?

— Да года черезъ три можно будетъ взять. Я нынче весной бралъ отпускъ.

— Фу, какъ долго ждать! Послушайте, такъ вы меня одну отпустите. Наймите мнѣ компаньонку и отпустите.

Иванъ Артамонычъ замялся.

— Помилуйте… Зачѣмъ-же это? Я умру безъ васъ съ тоски, проговорилъ онъ.

— Пустяки. Не умрете.

— Надя! Я отъ тебя сгораю отъ стыда! всплеснула руками мать. — Ты говоришь такія вещи, такія…

— Да, да… Замолчи, пожалуйста, а то ужъ ты дуришь, прибавилъ отецъ.

Бесѣда кончилась тогда, когда двѣ бутылки наливки были выпиты. Иванъ Артамонычъ началъ прощаться и попросилъ позволеніе поцѣловать невѣсту. Та подставила ему щеку.

— Въ губы, губы! кричалъ отецъ.

Мать рванула сзади Наденьку за косу. Иванъ Артамонычъ поймалъ Наденькины губы и чмокнулъ въ нихъ своими мясистыми губами. Онъ былъ изрядно пьянъ, лицо его было пунцовое, но онъ крѣпко стоялъ на ногахъ. Его пошли провожать до экипажа. Здѣсь онъ сталъ прощаться съ отцомъ Наденьки, обнялъ его и почему-то боднулъ его въ грудь. Емельянъ Васильевичъ обнималъ его и трепалъ по спинѣ. Пили они поровну, но на ногахъ онъ стоялъ плохо.

— До завтра, сказалъ Иванъ Артамонычъ, сѣлъ. въ колясочку и кучеръ тронулъ лошадей.

Тотчасъ послѣ отъѣзда Ивана Артамоныча, когда блескъ фонарей его маленькой колясочки еще не успѣлъ скрыться во мракѣ августовской ночи, Анна Федоровна тутъ-же на подъѣздѣ крѣпко обняла дочь и со слезами на глазахъ промолвила:

— Счастливица… Знаешь-ли, что твой женихъ имѣетъ болѣе двухъ-сотъ тысячъ состоянія? Поздравляю, отъ души поздравляю! Сбылись мои мечты… Мечтала выиграть двѣсти тысячъ — и почти сбылись мои мечты: дочь выдаю за человѣка съ состояніемъ въ двѣсти тысячъ.

— Нѣтъ, больше… Куда больше двухъ-сотъ тысячъ, отвѣтилъ пьянымъ заплетающимся языкомъ Емельянъ Васильичъ, котораго окончательно развезло на воздухѣ. — Онъ былъ женатъ на баньщицѣ Трамбуковой. Она была изъ богатаго купеческаго рода и, кромѣ большаго приданаго, получила еще послѣ смерти отца половинную долю въ баняхъ на Васильевскомъ острову, эту долю выдалъ ей братъ ея деньгами — и все это она оставила по духовному завѣщанію Ивану Артамонычу. Надюша! На грудь… Выдешь замужъ — не забудь отца и матери, вспомни, сколько они хлопотали, чтобы поймать тебѣ этого жениха.

— Ты-то ужъ хлопоталъ! Ты только пилъ съ нимъ, какъ послѣдняя пьявка. Вотъ я…

— А не пей я съ нимъ, онъ въ трезвомъ видѣ не сдѣлалъ-бы и предложенія. Не пей я, не пилъ-бы онъ, и ничего этого не вышло-бы…

— Поздравляю, барышня, отъ души поздравляю! — говорила горничная Феня, стоя на подъѣздѣ съ оплывшею отъ вѣтра свѣчкой.