Николай Лейкин - В трактире

Я опоздалъ нѣсколько минутъ на царскосельскій поѣздъ желѣзной дороги. Нужно было ждать слѣдующаго поѣзда, который отправлялся черезъ два съ половиною часа. Досадуя на себя, я началъ придумывать, какъ-бы мнѣ убить время до поѣзда. Дожидаться въ вокзалѣ было скучно, навѣстить знакомыхъ… но таковыхъ, живущихъ близь вокзала, не оказалось, а потому я рѣшился отправиться въ близь-лежащій трактиръ и провести время за чаепитіемъ или играя съ маркеромъ на бильярдѣ. Трактиръ оказался недалеко отъ вокзала и я зашолъ въ него. Это былъ третьестепенный трактиръ, съ запахомъ жаренаго, въ перемежку съ табачной копотью, съ органомъ въ главной комнатѣ, напоминающимъ своими звуками шарманку, съ пестрыми обоями, изображающими охотниковъ, стрѣляющихъ оленей, съ неизбѣжными, присущими этимъ трактирамъ, пунцовыми шерстяными занавѣсками на окнахъ и съ бильярдомъ, у котораго сукно было въ нѣсколькихъ мѣстахъ заштопано. Бильярдъ былъ занятъ. На немъ играли: бѣлокурый молодой человѣкъ, въ пиджакѣ, въ высокихъ охотничьихъ сапогахъ и съ ухарьскими замашками и пожилой бородачъ, въ сибиркѣ, замаранной въ мукѣ, какъ надо полагать, лабазникъ.

— Послѣднюю партію играете? — обратился я къ лабазнику.

— Какое послѣднюю! Только еще сами дорвались… — отвѣчалъ тотъ.

— Вы и не ждите, потому больше часа мѣста проиграемъ, — добавилъ ухорскій молодой человѣкъ;- а ежели хотите, такъ вонъ держите за толстопузаго мясника рубль мазу… Я поотвѣчаю.

— Не держите, ваше благородіе, а то бокъ нашпаритъ. Ядъ до бильярда… Даже спитъ на немъ. Изъ-за него, мерзавца, одинъ маркеръ на веревку себя вздернулъ.

— Ахъ ты, кикимора кіевская! Много-ли отъ тебя самаго-то маркеры пользовались? — дружески ругнулъ молодой человѣкъ лабазника и съ трескомъ сдѣлалъ шара въ уголъ.

Я ушолъ изъ бильярдной, оставивъ переругиваться между собой добрыхъ знакомыхъ, отправился въ главную комнату, гдѣ стоялъ органъ и, сѣвъ за столъ, спросилъ себѣ чаю.

Въ главной комнатѣ, кромѣ меня, посѣтителей не было.

Въ углу стоялъ трактирный мальчишка, дремалъ и повременамъ ковырялъ у себя въ носу. Было тихо. Слышно было, какъ жужжали мухи, летая по комнатѣ, чирикала какая-то птица въ клѣткѣ, висѣвшей съ потолка, да въ сосѣдней комнатѣ кто-то читалъ по складамъ газету. Меня мучила жажда и я допивалъ третій стаканъ чая, какъ вдругъ въ комнату ввалился среднихъ лѣтъ толстый мужчина, съ подстриженной бородой, съ большой лысиной и съ медалью на шеѣ. Одѣтъ онъ былъ въ сѣрое широкое пальто. Онъ пыхтѣлъ, отдувался и отиралъ съ лица фуляровымъ платкомъ потъ. Сзади его, съ ужимками и съ поклонами, слѣдовалъ черномазый служитель, съ салфеткою подъ мышкой:

— Михайлу Родивонычу! Сколько лѣтъ, сколько зимъ не заглядывали! Гдѣ это пропадать изволили? — говорилъ служитель, стаскивая съ «гостя» пальто.

— Какъ пропадать? Вчера вѣдь былъ… Почитай, часа четыре у васъ промаялся…

— Такъ что-жъ что вчера! А вы вспомните, Михайло Родивонычъ, сколько за это время воды-то въ Фонтанкѣ утекло?

— Вотъ дуракъ! Нашолъ съ чѣмъ сравнивать! Вѣдь у насъ, чай, тоже дѣла есть, — отвѣчалъ гость и тяжело плюхнулся въ кресло. Чѣмъ угощаешь? Похлѣбать-бы чего… Изобрази-ко ботвиньки съ лососинкой…

— Въ моментъ-съ… А васъ давеча Дашка-папиросница спрашивала. У насъ на кухнѣ кофій варила. Къ вамъ въ горничныя служить собирается… — проговорилъ служитель.

— Ну, ее къ монаху! Ботвинью! ботвинью живо!

Служитель стоялъ на мѣстѣ, переминался съ ноги на ногу и ухмылялся.

— Чесночку положить прикажите? — спросилъ онъ я закрылъ лицо салфеткой.

Гость погрозилъ кулакомъ.

— Виноватъ-съ! думалъ, что за ночь полюбить его изволили, — продолжалъ служитель. Можетъ, укропцу требуется?

— А графиномъ по халуйской харѣ хочешь? — строго спросилъ гость и весь покраснѣлъ. Какое ты имѣешь право гостей дразнить? Знаешь, что я не люблю этихъ словъ! Вонъ!

— Сейчасъ, сейчасъ, Михайло Родивонычъ!

Служитель отправился заказать ботвинью и черезъ нѣсколько времени возвратился съ графиномъ водки и приборомъ, которые и поставилъ передъ гостемъ. Гость молча выпилъ двѣ большія рюмки водки и барабанилъ по столу пальцами, стараясь казаться сердитымъ. Служитель стоялъ въ отдаленіи и глупо ухмылялся, а по-временамъ фыркалъ и закрывался салфеткой. Черезъ нѣсколько времени онъ отретировался къ органу, перемѣнилъ валъ и началъ заводить органъ. Гость, нахмуря брови, смотрѣлъ на него…