Николай Лейкин: Два соперника

— Иванъ Артамонычъ! По третьей?

— Довольно, довольно… Продолжать будемъ, когда за столъ сядемъ, отвѣчалъ Иванъ Артамонычъ, сунулъ себѣ въ ротъ еще грибъ и отошелъ отъ стола. Черезъ четверть часа всѣ сѣли за ужинъ.

— Иванъ Артамонычъ! Рѣдечки-то пожалуйте. Готова она. Сметана у насъ отличная. Это отъ нашей дворничихи. Прямо на глазахъ нашихъ дѣлается, стало быть, можемъ поручиться, что ужъ тутъ муки не подмѣшано, предлагала мать Наденьки.

— Прикажете наливать? спрашивалъ отецъ.

— Только развѣ для того, чтобы попробовать закуску, приготовленную прелестными ручками молодой хозяйки, отвѣчалъ Иванъ Артамонычъ, бросая умильный взглядъ на Наденьку.

Отъ выпитой водки глаза его сдѣлались маслянными, на лицѣ заиграли красныя пятна.

— Восторгъ, восторгъ что такое! говорилъ онъ, прожевывая послѣ водки ломтики рѣдьки. — Ахъ, все это домашнее хозяйство я и самъ-бы любилъ, пудами-бы мариновалъ «грибки» и разную рыбку корюшку и ряпушку, но бодливой коровѣ Богъ рогъ не даетъ. Вдовъ и въ домѣ пустота.

— Иванъ Артамонычъ, да вы еще не стары и все это можете пріобрѣсть вмѣстѣ съ молодой хозяйкой. Взгляните на себя въ зеркало — вѣдь вы еще король, мужчина въ полномъ соку. Такимъ-то крѣпышамъ только и жениться, такіе-то женихи, я считаю, просто кладъ для невѣстъ: тутъ и положительность, тутъ и твердыя мысли, расхваливала достоинства гостя мать Наденьки.

— Разсудительность и благоразуміе, поддакнулъ отецъ.

— Такъ-то это такъ, вздохнулъ Иванъ Артамонычъ, опять косясь на Наденьку:- но, къ несчастію, дѣвушки этого не цѣнятъ.

— Какіе пустяки! Всякая благоразумная дѣвушка оцѣнитъ, отвѣчала мать и поправила цвѣтныя бусы, сбившіяся на шеѣ дочери. — Конечно, у дѣвушекъ другія мечтанія, нравятся больше разныя лакированные, вертлявые фертики, но дѣвушка не выходящая изъ воли родителей, съ помощью ихъ совѣтовъ, сейчасъ пойметъ, что не съ мечтаніями жить, а съ хорошимъ человѣкомъ.

— Вѣрно, вѣрно, совершенно вѣрно, снова поддакнулъ отецъ и даже махнулъ рукой, какъ-бы рѣшая этотъ вопросъ. — Воспитанная въ страхѣ и въ правилахъ дочь всегда…

Онъ не договорилъ и воскликнулъ:

— Иванъ Артамонычъ! Я еще налью… Вы еще не пробовали нашей селедки, а намъ баба-разнощица такія селедки носитъ, что ѣшь и чувствуешь на языкѣ одно масло.

— Эта селедка, папа, не отъ бабы, а изъ мелочной лавочки. Бабьи селедки мы всѣ съѣли, замѣтила дочь.

— Что ты врешь! Десятокъ селедокъ на прошлой недѣлѣ купили, да чтобы съѣсть! Я налью еще по рюмочкѣ, Иванъ Артамонынъ?

— Нѣтъ, много, много будетъ, замахалъ тотъ руками, — и такъ ужъ…

— Э, полноте! что за счеты! Поѣдете домой по сырости, такъ водка-то даже необходима.

— Сырости я не боюсь. Я съ семьдесятъ восьмаго года фуфайку ношу.

— Черезъ фуфайку осенью прохватитъ. Я налью.

— Наливай, наливай… Иванъ Артамонычъ долженъ попробовать нашу селедку, сказала мать и сама протянула руку къ графину. — Наливай и мнѣ полъ-рюмки. И я даже съ вами вмѣстѣ выпью и съ Иваномъ Артамонычемъ чокнусь. Пожалуйте…

— Ну, въ такомъ случаѣ я ужъ не могу отказать, наклонилъ голову Иванъ Артамонычъ, взялся за рюмку, чокнулся съ матерью Наденьки и, тыкая вилкой въ селедку, продолжалъ: — Да-съ… Домъ у меня послѣ покойницы жены чаша полная, два ледника, по старой привычкѣ, набиваю, а настоящаго хозяйства нѣтъ. Садъ фруктовый у меня отличный при домѣ, копаюсь я въ немъ ежедневно для моціона, яблоки по привезеннымъ мной образцамъ сами видите какія въ немъ ростутъ, люблю я, чтобы и вареньице изъ нихъ сварить, и намочить ихъ на зиму вмѣстѣ съ брусникой, а некому этимъ заняться. Сварила мнѣ кухарка фунтовъ пять клубники, да фунтовъ пять черной смородины, но развѣ это дѣло кухарочное и много-ли тутъ десять фунтовъ! Вотъ теперь скоро рябина поспѣетъ. Конечно, я себѣ настою четверть водки на рябинѣ, но бьюсь объ закладъ… что пока водка будетъ настаиваться, ее на половину выпьютъ кухаркины гости и водой дольютъ, а оттого, что присмотра нѣтъ.

— Надо вамъ жениться, надо, подхватилъ отецъ Наденьки.

— Конечно надо, согласился Иванъ Артамонычъ, уже весь красный и лоснящійся отъ пота. — Я даже уже, откровенно говоря, и намѣтилъ дѣвушку, но въ виду того, что шагъ важный…

— Въ этихъ случаяхъ, Иванъ Артамонычъ, медлить не надо.

— Знаю-съ… Я человѣкъ рѣшительный, но также боюсь и отказа… Нынѣшнія дѣвушки-то ой-ой какія! Кто ихъ знаетъ, что у нихъ въ головѣ?

— Бьюсь объ закладъ, что вамъ-то ужъ не откажутъ, проговорила мать Наденьки. — Вы женихъ завидный. Во-первыхъ, въ солидномъ чинѣ.