в доме своего дяди И. А. Яковлева впервые встретила Сашу Герцена, такого же незаконнорожденного, как и она. Пятилетняя разница в возрасте позволяла Саше по-братски опекать кузину. Когда Наташе было 15 лет, она впервые влюбилась, увлеклась А. С. Бирюковым, и Герцен стал поверенным в её сердечных делах, утешая и помогая советами.
Шли годы, был позади физико-математический факультет московского университета, но все творческие планы внезапно перечеркнула судьба. В Москве 9 июля 1834 года взяли под стражу Николая Огарева, с которым вместе Александр Герцен летом 1827 года н:
Воробьевых горах дал клятву продолжить дело декабристов, у него нашли письма ("в конституционном духе") Герцена. А 19 июля в Петербурге схватили поэта Владимира Соколовского, и 20 июля, ночью, арестовали Александра Ивановича. Суд и приговор не заставили себя ждать. Соколовского, Ибаева и Уткина заточили в Шлиссельбург. А Герцен, Огарев, Сатин и И. А. Оболенский были осуждены, говоря сегодняшним языком, на принудительные работы. Герцена сослали сначала в Пермь, трудиться в губернаторской канцелярии чиновником, а позднее - в Вятку. Оболенского сослали тоже в Пермь, Сатина - в Симбирск, а Огарева - в Пензу, где жил его отец, по сути ограничились домашним. надзором.
После ареста Герцен сначала сидел в Пречистенской пслицейской части, затем его перевели в Крутицкие жандармские казармы. И вот именно в тесной келье бывшего монастырского здания и начался его роман в письмах с Наташей Захарьиной. Он сообщал о себе. наставлял кузину по части любовных отношений с мужчинами, поучал на правах брата. Там, в келье они и свиделись перед самым отъездом в ссылку. Дата 9 апреля 1835 года навсегда врезалась в их память. На прощанье Наташа крепко пожала ему руку и попросила: - Александр, не забывайте же сестру.
На следующий же день Герцен писал ей: "Вчерашнее посещение растаяло мое каменное направление, в котором я хотел ехать. Нет, я не камень, мне было нынче грустно ночью, очень грустно. Натали, Натали, я много теряю в Москве, что у меня только есть. О, тяжко чувство разлуки, и разлуки невольной! Но такова судьба, которой я отдался, она влечет меня, и я покоряюсь. Когда же мы увидимся? Где? Все это темно, но ярко воспоминание твоей дружбы; изгнанник никогда не забудет свою прелестную сестру". Выспренние слова, но высокопарность оболочки не отменяет искренности чувств.
Пермь ужаснула игнанника, особенно, когда квартирная хозяйка поинтересовалась, не собирается ли ссыльный обзавестись коровой и огородом. Переехав в Вятку (всё ближе к родному городу), Герцен, как и свойственно в молодости, ударился в бешеный разгул, много кутил, особенно летом 1835 года. Но и в это беспутное, сумасшедшее время он находил возможность поддерживать переписку с кузиной. В моем герценовском семитомнике павленковского издания она занимает весь последний том. Интересно следить, как от письма к письму меняется эмоциональная окраска сентенций и растет взаимное, отнюдь не братское чувство.
В 1835 году Александр и Наталья расстались как брат и сестра. А 3 марта 1838 года Герцен украдкой появляется в Москве уже форменным женихом. Примечательно, что он влюбился почти заочно по переписке, и так достиг взаимности, сделал предложение, получил согласие, подготовил почву для побега и самовольной свадьбы, всё - практически без свиданий.
Первый - платонический любовный треугольник: Герцен-Захарьина Бирюков. Второй, куда более плотский, треугольник забрезжил в Вятке. Герцен кратковременно увлекся Прасковьей (в переписке она проходила под условным именем Полины) Петровной Медведевой, женой одного из вятских чиновников, жившей, как нарочно, через дом от Герцена, причем у них был общий сад, что весьма подходило для укромных свиданий. Ей было 25 лет, а мужу уже за 50. Герцену, как несложно вычислить, 23. У неё были дети, муж хворал; и красивая, романтически настроенная женщина сама потянулась к ссыльному москвичу. Прасковья недурно рисовала и предложила Герцену написать ;
его портрет для передачи родным в Москву. Мужу, естественно, сие не понравилось. и все дальнейшие встречи вошли украдкой. Природа быстро взяла свое. Однажды Герцен пригласил соседку придти ближе к полуночи. Она пришла, белея в сумраке своей блузой. Губы её вначале были холодны, - вспоминал изгнанник, - руки - как лед. Страшно билось её сердце... Потом она сидела у окна и горько плакала... Герцен целовал её влажные глаза, утирал их прядями косы, упавшей на бледно-матовое плечо, отливавшее лунным светом. Все это гораздо полнее описано в "Былом и думах".
Читать дальше