Виктор Широков: Стихотворный текст

Виктор Широков

Стихотворный текст

Город мой новый - подобие улья. Память обрамить разлука слаба. 44 коварные стулья, села меж них в день рожденья судьба. В воспоминания брошусь, как в плавни; плохо я плавал, хоть был молодым. Дом мой забытый, родительский, давний, плавает тучкой над крышею дым. Что вспоминается? Солнечный зайчик, вафельный - вдоль по реке - ледоход, робкий мечтательный стриженый мальчик, истово любящий лишь Новый год. Что позабыто? Насмешек вериги, бедность, невежество, искристый снег и - как составы - несчетные книги, их перечесть не сумею вовек... Что ж, я доверился силе традиций, и да минуют ненастья и мель; я продолжаю мечтать и трудиться и умножаю апрель на апрель.

ОДИССЕЯ

Как хорошо, что есть углы глухие в кисловодском парке! Скворцы, синицы и щеглы - здесь - долгожданные подарки! Я семечек им брошу горсть: не бойтесь, милые, берите! Кто я? Прохожий. Странник. Гость, просеянный в курортном сите. Есть у меня ещё фундук для резвых нагловатых белок. Карман открою, как сундук. Жаль, что он, впрочем, слишком мелок. Один - аллеей прохожу. Вершины - зелены на синем. И жаловаться погожу - нет одиночества в помине. Щеглы, синицы и скворцы, бельчата, муравьи и мухи, здесь - ваши тихие дворцы, вы на посул заезжий глухи. Я тоже скоро возвращусь к себе домой, к заветным книгам, где плачет и смеется Русь, давно привыкшая к веригам. Веригам дум, веригам лет, надеждам и неразберихам...

...Обломов, русский Гамлет, свет в окошке, наш учитель тихий, где выход? Стоит ли роптать? А, может, проще, без раздумий умчаться, крадучись, как тать, куда-нибудь, где ждет Везувий, где нет сплошных очередей, где есть всегда шампунь в продаже, где сладкогласный чародей не уговаривает даже, а просто тысячи ролей бросает чохом на прилавок, и вот - наследник королей, ты получаешь свой приварок... Так что мешает? Только лень? Или предчувствие утраты? Не встретится замшелый пень, скворец не выронит стаккато, не прыгнет белка - взять орех, и кожу не ожгут мурашки... Да все не то. И все же - грех бежать, когда отчизне тяжко. Терпи, мой друг! Твоя юдоль - не только в чтенье и смиренье, но в том, чтобы осмыслить боль и не свалиться на колени. Есть стол, есть верное стило, есть труд, любимый поневоле... Тебе, брат, крупно повезло...

Кузнечик скачет в чистом поле. Прыжок, ещё один прыжок... Сейчас пойдет тоска на убыль. И словно ласковый ожог, целуют солнечные губы. И ты, просвеченный насквозь, остановился на полянке. Мгновеньем раньше был ты гость, а стал... Читаешь в "Иностранке" роман с названием "Улисс" и продолжаешь одиссею... Ясней расшифровать бы мысль, но развивать её не смею. Вернее, вовсе не хочу. От солнца в полдень слишком жарко.

Отказываюсь от подарка. Из парка в свой отель лечу.

Кисловодск,

20 августа

СТЫЛОЕ ВРЕМЯ

Время замерзло, как в стужу окно.

Дай, продышу в нем проталинку света, чтобы вернулось далекое лето, ожило, заблагоухало оно.

Переливается солнечный день, сладостна ос золотистых осада, сердце ликует, исчезла досада, тень не наводится на плетень.

Стылое время отогревать вряд ли достанет старанья, дыханья...

Нужно, чтоб тронулось все мирозданье, ринулась чтобы несметная рать.

Кто я? Оратай с музейной сохой, с хрупкой копеечной авторучкой...

Чем она связана с облаком, с тучкой?

Двину пером - дождь пойдет проливной.

Все-таки время хочу отогреть, глянуть яснее в глазок инфернальный; край мой рябиновый, выдох опальный, нам ли охальный смешок не стерпеть.

Вытерпеть сердцу немало пришлось, злые вопросы, как осы, кружили; все-таки выжили, все-таки жили, и не сломалась заглавная ось.

Все-таки радость приходит в дома, стало стекло и прозрачным, и чистым, только бы вновь не ударил как выстрел холод, и снова не стала б зима...

Кисловодск,

24 августа

ТУСОВКА

Мне нравится тусовка там, где кафе "Турист". Забавная массовка: чем каждый не артист! Кругом пейзаж отличный. Вот каменный сарай. Эй, режиссер столичный, давай, скорей снимай. Остриженные девы, с косицей мужики. Смешные перепевы хиппующей тоски. Общаются здесь молча, лишь редко нервный жест покажет хватку волчью туземца здешних мест. Но инцидент исчерпан, и вновь как манекен стоит в протесте тщетном чудак-абориген. Ему не раз придется во сне и наяву из памяти колодца вылавливать Москву. Как будто Китеж сонный, затоплена она, и светится сквозь волны с рассвета до темна. Не воин, не оратай, тем родине служу, что, словно соглядатай, здесь иногда скольжу. И подмечаю зорко многажды раз на дню смешок, и оговорку, и просто болтовню, чтоб сохранились в слове и смех, и взгляд, и жест, и колыханье крови в дни бедствий и торжеств.