Виктор Широков - Три могилы - в одной

Виктор Широков

ТРИ МОГИЛЫ - В ОДНОЙ

Готический роман

"Вообще, я бы завтра же бросил эту тяжкую, как головная боль, страну, - где все мне чуждо и противно, где роман о кровосмешении или бездарно-ударная, приторно-риторическая, фальшиво-вшивая повесть о войне считается венцом литературы; где литературы на самом деле нет, и давно нет; где из тумана какой-то скучнейшей демократической мокроты, - тоже фальшивой, - торчат все те сапоги и каска..."

Владимир Набоков

ОТ АВТОРА

Странно, но я совершенно уверен, что досужий читатель непременно задастся при чтении вопросом: "Что это - праздная фантазия ловкого сочинителя бульварных романов или художественная констатация строго проверенного факта, основанная на архивных изысканиях?"

Честно отвечу: и то, и другое.

Роман этот возник из изучения забытой периодики и исторических документов, и в то же время он отчасти смелый плод досужего воображения бульварного писаки. Он, как музейное лоскутное одеяло наших прабабушек, составлен из отрывочных воспоминаний и рассказов людей, считающих себя очевидцами; сшит на скорую нитку безымянным автором; случайно выловлен в самиздате и недавно обработан писателем, хранившем свою находку двадцать восемь лет, пока мистическим образом ему, грешному, во сне не явилась настоятельная просьба достать из-под спуда косноязычную машинопись и в соавторстве с инкогнито явить уцелевшие фрагменты своим современникам.

Действительно, странно читать в 1999 году роман, писанный, возможно, в 1919 или в конце 1939-го. Кажется, будто из своей зачуханной комнатенки входишь в старинную залу, обитую штофом, садишься в атласные пуховые кресла, видишь около себя старинные платья, однако ж знакомые лица, и узнаешь в них собственных дядюшек, бабушек, но помолодевшими. Что ж, что Евгений говорит косо, а Татьяна отвечает криво. Все равно, блин, чем не Пушкин.

Надо заметить, что Россия наша в силу многих причин до сих пор terra incognitа для населяющих её землю обывателей. Занятые своими личными переживаниями, своими бесконечными проблемами, в основном материального порядка, селяне и горожане совершенно не вглядываются в доставшееся им историческое и духовное наследие предков. Так Родина буквально молит: приди, изучи, ведь отчизна до сих пор переполнена негромкими памятниками древности, и стоит наконец осознать, что большинство этих невзыскательных сокровищ ещё далеко не изучено полностью, и любознательные взоры ученых не до конца проникли в их тайны. Можно назвать, к примеру, развалины древних построек Приазовья и Причерноморья: разве они изучены досконально? Или броситься совсем уж в другую крайность и спросить: насколько исследованы и описаны надгробья наших многочисленных кладбищ? Книжные путеводители по некрополям Москвы и Петербурга, конечно, появлялись и будут переиздаваться, но вот губернским городам и городкам уездным, не говоря уже о поселковых и сельских местах обитания подобные исследования приснятся разве только во сне.

А представьте себе на минуточку, что за иным, может и не столь авантажным по стилю исполнения или имени ваятеля надгробным памятником может скрываться несметная кладезь событий и происшествий самой неожиданной невероятности.

В городе П. на одном из заброшенных кладбищ есть, сказывают, могила, на которой до сих пор сохранилась вросшая в землю чугунная плита. На плите этой по её окружности отлита змея, кусающая собственный хвост (уроборос), и имеется надпись, которая основательно стерлась от времени и на первый взгляд совершенно непригодна для прочтения.

Спрашивается: кто и зачем отлил эту змею? Что обозначает или на что намекает этот широкоизвестный символ любовной страсти и эскулапского исцеления? И если наше пробудившееся неожиданно любопытство вдруг захочет доискаться ответа, то будьте уверены, что при горячем и неустанном желании обязательно найдутся подходящие люди, знатоки и собиратели устных преданий, которые смогут поведать кое-что и об истории этого загадочного надгробья.

Конечно, для полнокровного сюжета романа, да ещё готического, это всего лишь крупица, но если замысел покажется вам небесплодным, то дав волю чувствам и простор воображению, вы через двадцать восемь лет сумеете на основе этих данных не только сварганить газетную заметку для "Вечерней Перми", но и сочинить роман или повесть времен стародавних или более близкорасположенных. Иначе и быть не может. Один мой родственник как-то посоветовал мне, узнав о моих постмодернистских треволнениях: "Да плюнь ты, Вова, на предрассудки, умный человек вполне может взять готовый план, готовые характеры, исправить слог и бессмыслицы, дополнить недомолвки - и выйдет прекрасный, оригинальный роман". А уж он-то знал толк в рукомесле нашем.