«Бедная Анна Алексеевна! – схватился за голову Полунин. – Что теперь делать? Достаточно было отлучиться на три дня, чтобы сотруднички настряпали эту заметку». Ему был совершенно безразличен, скорее, конечно, враждебен Батраков, но было горько за Анну Алексеевну, за Ольгу, даже за свихнувшуюся Надю.
XXII.
В кабинет Полунина вошёл мальчик-посыльный. Это было в то утро, когда Полунин прямо с вокзала на машине приехал в редакцию.
– К вам дама. Просит принять по важному делу.
– Проведи сюда.
Вошла стройная дама, одетая в котиковое манто, в чёрной шляпе и густой, короткой вуалетке. Полунин увидел бледное лицо, тёмно-карие, скорее чёрные глаза, подёргивающиеся, почти плачущие губы. Даме было лет тридцать. Что-то было в ней надломленное, печальное, скорбное, и чёрная вуаль вполне соответствовала ее белому, восковому лицу.
Она опустилась в кресло, на которое молча показал Полунин.
– Я пришла к вам, – почти шепотом, низким, придушенным голосом сказала дама, – по совершенно необычному делу. Вы секретарь этой газеты?
– Да.
– Мне очень тяжело назвать себя, но придётся это сделать. Иначе вам будет непонятна цель моего посещения. Моя фамилия Батракова. Я жена бывшего члена правления КВжд, о котором у вас вчера появилась заметка.
Последние слова она произнесла с большим усилием. Полунин поморщился. Предстояло неприятное объяснение. Он сделал внимательное лицо.
– Я слушаю вас. Да, действительно, у нас вчера была такая заметка. Для меня вполне понятно, что вам заметка неприятна.
– Видите ли… Конечно, вы думаете, что я пришла объясняться с вами, требовать опровержений и так далее. Но это совсем не то. Я не пришла бы объясняться из-за амурных похождений моего мужа… тем более в газету, политически враждебную моему мужу. Простите, ведь вы могли выдумать всё это, чтобы принести вред своему врагу. Да и вообще… это было бы ниже моего достоинства приходить сюда для объяснений. Нет… дело совсем не в этом…
Дама глубоко вздохнула, опустив голову. Сделала какое-то беспомощное движение руками.
– Мне очень трудно объяснить вам всё это. Я жена вашего идейного врага, и вы такого же врага должны видеть и во мне. Конечно, вам непонятно и моё посещение, и всё то, что я так путанно вам сейчас говорю. Вы увидите, что у меня есть основание волноваться. Видите ли… у вас в заметке есть место, которое меня больше всего заинтересовало и которое я не совсем понимаю. Сказано, что симпатия моего мужа – м-лль Григоренко. А дальше сказано, что она из семьи Синцовых. Что это значит?
– Видите ли, – с усилием выговорил Полунин, – мне не очень хочется говорить на эту тему. Вы должны понять, что я не могу дать вам справки об этой девушке. Я знаю её и абсолютно убеждён, что ничего дурного здесь не произошло.
– Почему же вы печатаете такие заметки? – вскинула голову дама. – Вам не дорога репутация моего мужа. Я это отлично понимаю. Но почему же вы не щадите девушку?
– Даю вам слово, что всё это недоразумение. Я знаю эту девушку, и заметка не могла бы появиться, если бы не мой отъезд по делу в Синьцзин. Я сегодня только вернулся, и заметка была для меня неприятной неожиданностью.
– Всё это не важно. Дело не в том. Скажите, какое отношение эта Григоренко имеет к семье Синцовых? Я знала эту семью.
Дама взволнованно откинула вуалетку. Горящие влажные тёмно-карие глаза неподвижно смотрели на Полунина, и ему показалось, что он видел уже где-то эти глаза.
– Видите, мадам. Когда-то в Николаевске жила семья педагога и коммерсанта Николая Ивановича Синцова. Я его лично знал. У него были жена, Анна Алексеевна, сын Леонид и три дочери – Тамара, Ольга и Надежда. Во время тряпицынских событий были убиты Николай Иванович, Леонид и Тамара. Анна Алексеевна и младшие дочки спаслись и теперь здесь, в Харбине. Анна Алексеевна вышла замуж за железнодорожника Григоренко, который усыновил младшую Надежду. Вот это та самая девица, о которой говорится в нашей неудачной заметке. Что с вами?
Дама вдруг страшно побледнела, заломила руки и простонала. Закрыла лицо ладонями и зарыдала. Полунин вскочил с кресла и растерянно уставился на неё.
Она уронила руки, посмотрела на Полунина сразу покрасневшими глазами и прошептала:
– Я – Тамара Синцова…
XXIII.
Именно в это самое время в одной из хороших железнодорожных квартир на Маньчжурском проспекте, в Новом городе, Батраков, узнав от боя, что жены дома нет, быстрыми, широкими шагами прошёл в спальню и подошёл к туалету жены. Сел на козетку и быстро оглядел безделушки, шкатулки, флаконы с духами, которые были в порядке расставлены на туалете. Открыл одну шкатулку, другую, недовольно поморщился и захлопнул их. Выдвинул ящик туалета. Там была шкатулка, оклеенная красным бархатом. Батраков отомкнул её маленьким ключиком, который висел здесь же на шнурке. В шкатулке лежали ожерелья, бусы, часы, кольца, браслеты, брошки, серьги. Батраков перебрал пальцами, вытащил несколько вещичек, небрежно пересыпал их из ладони в ладонь. Выбрал одно колечко с кроваво-красным рубином, сунул кольцо в жилетный карман, привёл всё в порядок на туалете и вышел из комнаты.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу