Яков Лович - Враги

– Ещё бы! Жалко расставаться с тёпленькими местечками!

– Что же будет дальше, Саша? – спросила Ольга, – Ну, вот, продали дорогу, а дальше что? Уютный свет лампы с оранжевым абажуром как-то особенно выигрышно падал на тёмно-карие глаза девушки, на ее высокий, чистый лоб, на русые косы, свёрнутые тяжёлым узлом на голове. И вся она была необыкновенно нежная, тонкая, изящная.

Полунин смотрел на неё и думал, что как-то не замечал раньше, какая она удивительная и славная. Словно в первый раз увидел он, какие у нее свежие, сочные губы, тонкий профиль, красивые музыкальные руки. Давно ли она была девочкой, прибегала раскрасневшаяся от мороза к нему в библиотеку за Тургеневым и Толстым, а дома неумело, слабыми детскими руками играла вальсы, а он дразнил её и смеялся, когда она путалась и цеплялась одной рукой за другую. Тогда она вспыхивала и убегала к себе в комнату.

Теперь уже недетские глаза иногда подолгу смотрели на него – серьёзные, глубокие, тёмные глаза, живые, согретые внутренним теплом.

– Что будет дальше, Оля? Подошли один к другому вплотную два чужих, враждебных мира – и когда-нибудь они столкнутся.

– Неужели война? – девушка почти прошептала это.

– Конечно! Не сомневаюсь. К этой войне и мы, эмигранты, должны готовиться. «Это будет последний, решительный бой»…

– И вы пойдёте, Саша?

– А вы как думаете? Писать всё время то, что я пишу, а когда настанут сроки, чтобы это осуществить, то в кусты? Как можно!

– А вы могли бы, Саша, решиться на какой-нибудь подвиг? Ну, проникнуть в СССР, начать там террор, уничтожить кого-нибудь из главарей большевизма?

– Я предлагал свои услуги. Молодёжь ведь ходила в СССР из Харбина. Но по многим причинам меня не пустили. Находят, что я здесь нужнее.

– Кто это находит? Про кого вы говорите?

– Э, Олечка, много будете знать, рано поседеете!

– Вот вы какой! Ну, не говорите.

Они помолчали.

– А я вот всё думаю, – заговорила Ольга, – что мало среди эмиграции героев. Вот сколько большевиков за границей, а эмигранты их не трогают. Таких, как Конради да Ерохин, немного.

– Надо будет, так найдутся. Вы мне лучше скажите, как Надина служба?

– Ей объявили, что службе конец. Последние дни дослуживает. Не нравится мне ее поведение, Саша. Я не говорю маме, но за последнее время она часто в кабарэ ходит. Вероятно, со своими сослуживцами. Мама многое замечает, часто плачет. Я говорила с Надей, но она только огрызается. Боюсь я за неё.

– А вы не бойтесь. И вообще думайте больше о себе. Ведь вам замуж, Оля, надо.

Ольга мучительно, до слез, покраснела и опустила голову.

– Чего вы смущаетесь? Разве неправда? Мне, к сожалению, тридцать пять уже лет, старик, а то бы я предложение сделал. Пошли бы?

Она подняла глаза и на секунду встретилась с его глазами.

– Не шутите, – чуть слышно прошептала она, встала и вышла.

Он замолчал. Вдруг неожиданно, словно великое откровение, словно сверкнул ослепительный свет, стало ясно то, чего он не видел, не понимал. Стал понятен тёплый свет в девичьих глазах, который он так часто видел, стал понятен румянец смущения на ее нежных щеках и трепет ее руки, когда она прощалась с ним. «Ах, я осёл! – растерянно подумал он. – Несчастный писака, газетная крыса! Неужели прозевал своё счастье?»

По делам редакции Полунин должен был съездить на три дня в Синьцзин. Когда он возвращался в Харбин и купил на одной из станций свежий номер «Сигнала», первая же заметка в газете неприятно поразила его. В заметке было следующее:

«Несмотря на состоявшуюся продажу КВжд, похождения бывших советских деятелей дороги продолжаются. Мы уже отмечали, что в этом отношении излюбленными местами для несложных радостей харбинских товарищей являются «Фантазия», «Великий океан» и особенно «Эдем». В этих ресторанах они и «разлагаются» в ожидании того момента, когда приказано будет окончательно расстаться с привольной жизнью на КВжд и отправляться к социалистическим пенатам. Только на прошлой неделе мы описывали похождения одного советского дипломата, который в одном белье бегал по коридорам «Эдема». Теперь «разлагаться» стал товарищ Батраков, бывший член правления КВжд, оставленный в Харбине для окончательной передачи проданной дороги. Объектом его любовных вожделений стала его собственная машинистка, некая м-лль Григоренко. Вчера, например, счастливую парочку видели в приятном тет-а-тет в шашлычной Татоса, за очень пышным ужином с шампанским, а затем в ложе «Фантазии». Дальнейшие их похождения неизвестны. Мы с грустным сожалением должны сообщить, что м-лль Григоренко принадлежит к почтенному семейству Синцовых, в своё время жестоко пострадавшему от тряпицынцев в Николаевске».