Медленно тянулись часы. Алатау подставлял один перевал за другим. Взмыленные, иссеченные оводом в кровь бока лошадей ходили ходуном, понуро вышагивала пехота. Сник, помутнел и кудряш Федька Колодин: забыл о своей гармошке, часто хватался за висок.
— Ты чего? — спросил седой машинист. — Болит, напекло.
— Давай помогу. Сорвать чемарь, и готово.
— Отстань, дедок.
— А ну, без прекословий! — седой машинист намотал Федькины волосы на палец, дернул, тот заорал благим матом. — Как, щелкнуло?
— Если бы только щелкнуло… Треснуло!
— Вперед наука: не бегай босиком. Страшенное ж дело!
Вдруг что-то переменилось вокруг. Редкие облака неприметно сдвигались, обволакивали северный край неба. Чуть повеяло прохладой, но легкости она не принесла: зной по-прежнему давил на темя, даже сквозь кепку, сковывал руки-ноги тягучей немочью. Игнат поморщился: «Поди, снова попугает, и — стороной».
Но перемена не почудилась. Над изломом дальнего косогора густела, наливалась темнотой синева. Тихо, еле уловимо, потом крепче, подул ветер, запел в ветвях сосен, люди в колоннах оживились, расправили плечи, зашагали быстрее.
— Не повредила бы и грозка махонькая! — крикнул Волков, поспевая за Игнатом. А вот седой машинист отчего-то насупился, чудак-человек. Действительно, старость — не радость!
Круглые, с сияющими закрайками тучи, клубясь, наплыли на дорогу, запруженную толпами и обозами, оборвали огненные нити лучей. Где-то глухо раскатился гром. Упали первые дождевые капли, зачастили, запрыгали по листве и пыльному тракту. Еще немного, и под копытами вспухли, понеслись говорливые ручьи. Брызги ударили Игнату в лицо. Он утерся, весело пошмыгал носом. Как все-таки здорово, после убийственной жары. Краше не надо!
Синий зигзаг наискось пробороздил небо. Старая женщина на возу осенила себя крестом, прошамкала: «Помяни нас, господи, во цар…» — и смолкла: гроза рассыпалась диким, устрашающе-звонким треском.
Вечерело, но дождь не унимался, припускал круче. Тракт, недавно каменно-гулкий, прокаленный солнцем, на глазах оплывал черной, невпроворот, грязью. Вот когда стала понятной тревога машиниста. «Расщедрился север, даже с лихвой. Не больно ли густ замес, черт побери!» — беспокоился Нестеров.
На мгновение мелькнул в колонне остроносый Крутов. Он сидел на повозке, сгорбив плечи, и его сосед, круглолицый, в очках, что-то говорил ему. «Доктор заводской, снова да ладом!»
Одна из телег-плетенок отъехала в сторону, вокруг нее с гомоном засуетились женщины, кто-то сломя голову поскакал за фельдшером. А из-под кустов несся, с каждой минутой нарастал крик…
— Никанорова баба рожает. А сам он с батареей, позади.
Снова подул свирепый ветер, выгнул деревья чуть ли не дугой, снова отточенная до блеска молния! Все смешалось на перевале: повозки, люди, кони. «Береги-и-ись!» — чей-то отчаянный голос. Поперек дороги со свистом упала сосна, выворотив на склоне разлапистое корневище, и раздался глухой стон. Игнат передал повод старой женщине: «Езжай наверх, тетка!» — и вместе с конниками и стрелками бросился к затору. «Берись, подымай!» — хрипел он. Пострадавшего выволокли из-под ветвей, перевязав наскоро, положили на телегу. Дерево перепилили в нескольких местах, оттащили прочь.
Обозы и колонны двинулись было сквозь ревущую темень и остановились. Образовалась новая пробка: грохнулось разом несколько сосен, легли вперехлест, и кавалеристы, сойдя с коней, отступая и падая, пошли на крики, заглушаемые ураганом…
Первые орудия проскочили довольно быстро, а концевое орудие Белорецкой батареи засело на крутом подъеме, утонуло по ось. Батарейцы умотались до предела, помогая измученным лошадям.
— Пропади оно пропадом! — в сердцах вырвалось у ездового.
— Как бы самому опосля не пропасть, — сказал в ответ командир орудия. — Казара понимает крепкую зуботычину. Хлопками ее не проймешь, она тоже фронт протопала!
Откуда-то набежала гурьба заводских молодок и девчат, передняя крикнула звонко:
— Бабоньки-и-и, утрем артиллерии нос!
Молодки застучали топорами, забегали с охапками еловых лап, сваливали их под колеса; кое-кто взялся за ваги, брошенные батарейцами и кавалеристами. Те переглянулись, легонько оттеснив девчат, остервенело налегли на орудие, да так, что в себя пришли только на вершине горы.
— Под нее само скатится, — молвил командир. — Правда, впереди новый взлобок, повыше, но утром куда ловчей.
— Кто здесь Никанор будет? — запоздало вспомнил Игнат Нестеров.
Читать дальше