Наташа Загорская: Эльмарис. На пути друг к другу

— Вы же понимаете… ситуация такова… и закон…

Эльмарис кивнула раз и еще один. Вздохнула. Попыталась сосредоточиться на собеседнике и словах его. Она их слышала, слова эти, да вот незадача, смысл их от нее ускользал. И перед глазами все плыло, смазывалась картинка из-за слез, что текли прозрачными ручьями по щекам. Она пыталась остановить их и даже терла глаза, но все было бесполезно. Слезы эти, будь они неладны, никак не заканчивались. И в груди болело, точно в самом сердце застряла тонкая длинная игла, и вынуть бы ее, да никак не получается.

Вздохнула еще раз, поднесла к глазам скомканный в кулачке платок. Всхлипнула.

Странно так. Она здесь, сидит на небольшом диванчике, оббитом синей, точно незабудки, тканью, руки на коленях сложила — ни дать ни взять, истинная леди, глаза опустила, чтобы не видно было ни покрасневших век, ни заплаканного лица. Да только без толку все это.

Сидящий напротив нее мужчина и так рассмотрел все в деталях. И не только…

— Пожалуйста… — голос ее был тих и прерывается из-за рыданий, — это же… неправда… все неправда… мой супруг…

— Дорогая моя, — наместник Сарта встал из-за своего стола, обошел его по кругу и опустился на диванчик рядом с Эльмарис. Придвинулся почти вплотную и накрыл ее руки, сжатые в кулачки, своей большой и горячей ладонью. Склонился… низко так, что дыхание его коснулось ее щеки, — вы еще так молоды, так… чисты… Забудьте, просто забудьте. Мошенник, убийца… ну разве он вам пара? Вы радоваться должны, что все так получилось. Что не произошло непоправимого, и этот мерзавец явил вам и всему миру свое лицо.

— Р-радоваться… — она пыталась, правда пыталась. В слова вот вслушивалась и даже руки не убрала…

…а все одно не понять, о чем ей говорят…

Как радоваться? Вот как?

Когда все так… так плохо и беспросветно. Когда жизнь… можно сказать, почти разрушена?

— Казнь состоится завтра, — наместник сжал ее пальчики крепче, и Эльмарис едва сдержалась, чтобы не вырвать руки, не подскочить…

Нет-нет, ей требуется держать себя в руках. Прислушиваться вот, к тому что говорят. Она вдохнула, задержала воздух в легких и шумно выдохнула.

— На рассвете. И ничего-то нельзя поделать… Нет, вы поймите, леди… нарушать закон…

Эльмарис вздрогнула и глаза подняла на собеседника. Фраза эта… про казнь на рассвете, она… она словно перевернула что-то внутри.

— Т-так… так быстро? Но, а как же… суд и… доказательства?

— Так был уже суд, — наместник отодвигаться не спешил, наоборот, придвинулся еще ближе и руку, не ту, которой пальчики поглаживал, а другую, свободную на плечо положил. И говорил, участливо так, сочувствующе. — Убийство, моя дорогая — это преступление, караемое смертью. Жизнь за жизнь — это закон и не нам с вами его оспаривать. А доказательства… доказательства есть.

— Но… — она все одно не могла смириться. Должна была, обязана сделать все, что от нее зависело. — Может быть… есть возможность… я… готова на все и… — голос подвел и она замолчала, попыталась сглотнуть комок, что застрял в горле, но все безрезультатно. И слезы эти, чтоб им пусто было, текли непрекращающимся потоком.

— Какая возможность? Помилуйте! — в голосе наместника проскользнула фальшь. Нет, Эльмарис и раньше подозревала, что дело сфабриковано и все доказательства и свидетельства — чистой воды вымысел. — Вашего супруга видели на месте преступления, взяли, можно сказать, с поличным. Нет, дорогая моя, — и наклонился еще ниже, почти коснулся губами ее щеки, — нет никаких возможностей. Для него. А вот вы… еще так молоды… у вас вся жизнь впереди.

— Н-но… это же неправда, — она едва удержалась от того, чтобы не скривиться. Все ж таки, наместник Сарта был ее единственной надеждой и от этого разговора многое зависело. Жизнь — так точно, — н-но… это же все выдумки. Ну не мог он…

— Как не мог, когда мог! Я же вам говорю, и свидетели тому есть, подтвердили под присягой, что видели, как ваш супруг ссорился с убитым в таверне, грозил ему.

— Это все слова…

— Это — показания свидетелей, — отрезал наместник, а рука его, лежащая на плече Эльмарис, чуть сдвинулась. Пальцы прошлись по шее, коснулись подбородка.

Сдержать дрожь было трудно, невозможно практически, но Эльмарис справилась. Не поморщилась даже. Только губу закусила, да глаза опустила.

Терпеть. Надо терпеть. И просить. И выглядеть еще несчастнее, может тогда…