Эрик Шабаев - Друг другу вслед

После долгих блужданий в горах перед Игнатом снова открылся Белорецк. Ничего вроде бы не изменилось в нем: никуда не выступали войска, обозы, как и несколько дней назад, нескончаемо теснились по гребням и низинам, переполняли дворы. Мимо вскачь летели связные. Пылали огни костров, поедая остатки изгородей.

Игнат шел от костра к костру, и в голове мало-помалу складывалась картина последних дней. Узнал он, что надежды на казачью бедноту не состоялись: ее успел загнать в свои полки атаман Дутов. Не удался и прорыв. Поперек дороги встал Извоз, опоясанный тройным рядом колючей проволоки, изрытый окопами, каждый аршин ее склонов был заранее пристрелян атаманцами из орудий и пулеметов. И одолели-таки, наперекор всему, ворвались на плечах белых в окопы, но тут перебежали к дутовцам Енборисов, Пичугин и Каюков, и не просто, а прихватив с собой карты и планы дальнейших действий боевых колонн. Пришлось повернуть обратно. Сотни бойцов пали на проклятом косогоре, сотни были ранены, и среди них главком, Николай Каширин. Ехал он теперь в санитарном обозе, с ногой в лубках…

Зато Горшенин, к которому за полночь явился обтрепанный, в синяках и ссадинах Игнат, крепко обрадовал:

— Ну, москвич, прыгай. У нас новый главком — Василий Константинович.

Он оглядел позднего гостя, присвистнул, скрылся за перегородкой, вынес оттуда солдатские шаровары, гимнастерку, латаный-перелатаный пиджак.

— Одевайся, а завтра найдем поновее, раздобудем шинель и сапоги. Есть хочешь? Садись к столу.

Перед сном они вышли на крыльцо, закурили.

— Куда ж теперь? На север или…

— Пока на юго-запад, по Стерлитамакскому тракту, а там будет видно. Это раньше мы звонили в колокола, бегство Енборисова многому научило… — Горшенин глубоко вздохнул. — Грешил я на Ивана Дмитрича, и было за что: летал, под носом не видел… Но какой парень! Ошибся, не стал юлить, честно сказал при всех. И Василию Константиновичу: мол, командуй, а нам с братом взвод или роту, что есть. Постараемся доказать, что революция и нам не мачеха!

На мгновение ослепительно блеснула зарница, осветила щетинистые гребни гор.

— Смерть Павла Варфоломеича нейдет с ума. Вызови мы отряд с фронта, схвати одного, другого, третьего, кой-кого поставь к стенке… Да нет, нет, нельзя было начинать с недоверия станичной бедноте. Красный казак, он и есть красный, при всех своих заскоках. Павел это лучше многих понимал… И вот погиб!

Оба смолкли: кус был слишком жесток и горек, сразу не прожевать.

Дорога и река — две неразлучницы. Светлой, в порожках и перекатах, лентой тянется вдоль хребтов Белая, а по берегу идет старинный Троицко-Стерлитамакский тракт. Река и дорога что поводырь со слепцом: куда одна, туда и другая. Разве что дорога порой, чтобы шагнуть ловчее, обойдет скалистый кряж, срежет острую береговую стрелку. А река течет себе, свиваясь воронками, с шумом бьет о гранит, подергивается на заводях легкой рябью.

День, два и три идут бок о бок дорога и река, вдоль них растянулись обозы, пехота, конные сотни. От зари до темна палит солнце, медленно перекатывается перед глазами, и следом, все время чуть забирая вправо, по его полукругу, топают разномастные колонны. Редки и коротки остановки, всего ничего. Кашевары и бабы разводят костры, навешивают котлы на таганах, наскоро готовят еду. Час-другой сна, побудка, и снова бесконечный тракт, снова солнце, а с ним страшенный зной. Раскаленная пыль висит над дорогой, лезет в нос, першит в глотке.

Остались далеко позади Азикеево, Серменево, Узянский поселок. Белых нет как нет, считай, от Белорецка: видно, повыдохлись на горе Извоз, теперь собираются с силами. Ребята, прикрывающие отход, посмеиваются: «А мы тем часом так оторвемся, не догонишь и на ероплане!»

У Кагинского завода — переправа. Командир сотни выслал разведку, пусто, по крайней мере, на пять-шесть верст вокруг. А солнце жарит, спасу нет, а тут водица — вот она: прозрачная, игривая, студеная от подземных ключей. Обозам нет конца, подваливают к броду, с брызгами перемахнув его, поднимаются на взгорье, пропадают из глаз… Молодые конники приуныли, и сколько Игнат с Волковым, прибившиеся к арьергарду, ни старались приободрить ребят, их грусть не проходила. Молодец командир: вовремя уловил сбой, разрядил его громовым голосом:

— Повзводно, в речку, арш!

Сброшена с плеч потная одежда, первый шаг в воду, и удивленно-радостный, шальной гогот. Завистливо поглядывали коноводы, бабы и девки на возах стыдливо отворачивались при виде нагих тел, которыми вскипело плесо.