Эрик Шабаев - Друг другу вслед

До камской переправы Брагины добрались перед утром. Клочья тумана медленно ползли над рекой, все отчетливее проступали на взгорье длинные, вкривь и вкось, порядки слободских изб, от них шли к пристани люди. Две рослые бабы, по виду мать и дочь, осторожно вели вниз корову. Следом немного погодя с грохотом скатилась телега, и лошадь едва не влетела передними копытами на узкий дощатый настил. Седока, вихрастого парня, выругали в несколько голосов.

— Кобылу хайте, не меня! — весело огрызнулся тот и принялся кромсать зубами пшеничный калач и пить молоко из четверти.

Егорка Брагин, лежа у костра, изредка поглядывал на жующего парня, и кишки еще сильнее сводило от голода. Батьке было легче: стоял себе над водой, двигал полуседыми бровями.

— Кама… — тихо бормотал он. — Река добрая, не чета иным лужам. Бывал я здесь, когда… — Он смолк, но Егорка и без слов понял, что хотел сказать отец: когда был зрячим.

От плеска волн на Егорку навалилась дремота, отодвинула далеко прочь людской говор, лай собак с разных концов слободы… Он снова был дома, в Красном Яру. Бок о бок сидят остроглазые братишки, мал мала меньше, перед каждым — кучка крупнозернистой соли. В углу сгорбился отец, думает о чем-то своем, а верховодит за столом красноволосый Степка, ломким баском покрикивает на огольцов, если надо, пускает в ход костяную ложку. А вот и маманька достала чугунок из русской печи, от него пар столбом. Картошка — чудо: сама тает во рту, жаль только — нет хлеба, ну хоть кусочек бы. Зато на сковороде, что появляется на столе вслед за чугунком, красуется румяный таймешонок, пойманный Егоркой у ближнего порога…

— Вставай. Пока шель да шевель, закапаем глаза. Что-то саднит.

Голос отца прозвучал совсем некстати, разом перенес на туманный камский берег.

За пригорком Брагин-старший прилег на траву и, когда сын склонился над ним, сердито прогудел:

— Да взболтай, взболтай, сколько тебе говорить! — И обеспокоенно: — Много еще лекарства в пузырьке?

— Почти половина.

— До Москвы хватит, а там… — он, как и давеча, не договорил, замер с закрытыми глазами, раскинув длинные, в синеватых венах, руки.

— Ну как? — шепотом спросил Егорка, сидя перед ним на коленях.

— Вроде б отвалила резь, — ответил батька, и сын удивился спокойствию, с каким были сказаны эти слова. Раньше, в первые дни дороги, не раз Егорка просыпался от сдавленного отцовского плача, особенно жуткого в кромешной тьме…

Кто-то пронзительно вскрикнул: «Валит!» Егорка из-под руки всмотрелся в смутные очертания правого берега: на светлую полосу воды и впрямь выдвигался маленький с высокой трубой пароходишко, и следом тянулось что-то громоздкое, тупым клином.

Шум, брань, детский плач. Толпа, теснясь и оступаясь, хлынула по мокрым сходням на пристань. Вокруг лошаденок суетливо забегали мужики-подводчики, поправляя упряжь. Бабы, мать и дочь, возились с коровой: одна держала ее за рога, другая закрывала глаза рядном. Корова шарахалась в сторону, мычала.

— Тряпкой-то к чему? — недоуменно сказал Егорка, помогая отцу сойти на приплесок.

— Ты о ком?

— Да о буренке.

— Нельзя иначе, может взбрыкнуть… Паром-то скоро?

Вихрастый парень обернулся на голос Брагина-старшего, с досадой кинул:

— Летит на всех парах. Точь-в-точь кульерский!

Ведя за собой широкую плоскодонную баржу, пароходишко медленно шел наискосок. Он, казалось, выбивался из сил, отчаянно шлепал плицами колес по воде, пыхтел и свистел, окутываясь дымом, и наконец подвалил. Но еще долго паром причаливали к пристани, чтоб его перегороженный балкой выход пришелся вровень с помостом… Первыми съехали телеги, за ними поползла вверх по откосу вереница людей.

Паром опустел. Теперь очередь была за теми, кто ждал на левобережье. Кони упрямились, фыркали, ступив на зыбкую палубу. Пешие пассажиры пробивались к носу баржи, где виднелось несколько грубо сколоченных скамеек. Стоя в проходе, человек с кожаной сумкой через плечо твердил усталым голосом:

— С пешего гривенник, с подводы полтина… Куда претесь, дьяволы? Все влезете, времени хватит. Полчаса, а то и час.

— Это почему? — колко спросил вихрастый.

— А потому! — паромщик строго подтянулся, мотнул головой на взгорье. — Господин волостной старшина должон быть вскорости. Уразумел?