— Впере-о-о-од! — раздалась команда.
Бой прогрохотал россыпью выстрелов, перебором копыт, дикими криками по улице села и выплеснулся на всполье. Вдоль забора там и сям лежали убитые дутовцы, остальные, побросав шинели, картузы и оружие, белыми точками катились огородами к лесу…
— Что же вы о пехоте забыли? — упрекнул Игнат конников, когда они, веселые, разгоряченные схваткой, съехались у колодца.
— Одного срезал, хватит с тебя!
Игнат быстро провернул барабан старенького «бульдога», удивленно заморгал.
— Черт, и впрямь, двух пуль нет…
— По нас выцеливал из-за амбара, ну, а ты сбоку — бац! Вот и добыча, с белой отметиной! — сказал Кольша, держа в поводу тонконогого красавца коня. — Бери, твой, законный!
— Убей, не помню ничего…
— Привыкнешь! — Евстигней улыбнулся.
— С юнкерьем в Москве не привык, а тут едва начали и — готово!
— Навоюешься, дай срок.
Вечером, когда переправились через Белую, нагруженные винтовками, патронами, новеньким обмундированием, и, разведя костры, сели ужинать, с того берега вдруг донеслось: «Э-э-ей, давай лодка! Давай ло-о-одка!» Кольша с павловским парнем живо столкнул на воду баркас, поплыл наискосок под прикрытием пулемета и скоро вернулся, везя трех нагадакских и с ними пленного дутовца, связанного по рукам-ногам.
— Где поймали, отцы?
— На огороде ховал, в баньке. Хотел в кусты, не успел! — объяснил пожилой татарин, хитровато кося черным глазом на сына, отрядного разведчика Гареева.
— Спасибо! Ну, гостенек, решай сам, — сурово сказал Евстигней пленному. — Ответишь без утайки, останешься живой.
— Не убивайте! — испуганно прохрипел дутовец, опускаясь на колени. — Все как есть скажу…
— Откуда прибыла сотня?
— Из… Стерлитамака. По приказу его превосходительства, генерал-майора Евменова.
— Ври больше! В уезде красный отряд! — загалдели ахметцы, шаг за шагом уменьшая круг. — Товарищ комиссар, чего с нищ валандаться, со змеюкой? На сук — вся недолга!
— Вот вам крест, братцы! — завертелся дутовец. — Красные точно были, но ушли. Вчерась, после боя… Провалиться мне в преисподню, если брешу!
— Провалишься…
— Тихо! — возвысил голос Евстигней, унимая ребят. — В какую сторону отступили, не знаешь?
— На Белорецк. При заводах вроде бы кто-то из Кашириных объявился, и второй вместе с Блюхером где-то вблизи…
Вести были важные, хотя и путаные. Казака тотчас отправили под конвоем в Богоявленск. А утром из штаба примчался Макарка Грибов. Игната срочно вызывал к себе Калмыков.
«Готовься в дорогу, — значилось в записке. — Поедешь к Блюхеру за помощью. Ты ведь, кажется, знавал его по Москве. Прихвати с собой Гареева, будет за проводника. Жду.
Михаил».
6
Два десятка верховых, свернув у Саит-бабы на восток, пробирались в горы. Покачиваясь в казачьем седле, Игнат неотрывно смотрел перед собой. Места были дикие, безлюдные, непохожие на те, что остались в долине Белой. Возникали крутолобые, в осыпях, кряжи, дорога то падала вниз, то вползала по косогору, и с высоты открывалась даль с впадинами и серебряными змейками речек, а главный хребет по-прежнему синел далеко впереди.
«Ни души вокруг… Поди узнай, есть или нет банды. А проскочить надо, иначе — труба!»
Спутники Игната были поспокойнее: ехали, ослабив поводья, рвали орехи, надкусывали, жевали мягкие ядра.
На одном из бесчисленных поворотов дороги Игнат догнал Гареева, спросил, скоро ли село. Тот подумал, по привычке загибая пальцы, сказал:
— Наверно, четыре верста… Погон вешать пора, и бокумент на карман, — он похлопал по туго набитой переметной суме, кивнул усачу-кооператору, старшему в группе. — Ты и он — гаспада офицеры, мы — простой казака…
— Все-таки рискованно, — Игнат свел брови. — Нельзя ли как-нибудь в объезд?
— Нет. Перевал…
Через час подъехали к селу, последнему перед хребтом. С поскотины видели: топает вдоль изб жиденький строй в зипунах и халатах, как попало мотает руками и ногами, и кто-то рослый, в старой артиллерийской шинели, надорванно хрипит: «Раз — два, левой! Левой, нехристи! Ле-е-евой, в кровину-мать, а не правой!»
— Ну, братцы, держись! — вполголоса молвил усач. — Без крайней нужды за бомбы ни-ни. Авось проедем и так.
У околицы путь преградил босоногий подросток-башкир, держа наперевес древний самопал с раструбом на конце ствола. Мальчишка свистнул, и от каменного, под железной крышей, дома отделились двое. Впереди ленивой походкой шел детина с темными волосами до плеч, в белой навыпуск рубахе и в полубриджах, заправленных в высокие сапоги. Сбоку на витом шнуре висел новенький наган. «По всему — из поповичей!» — подумал Игнат. Не дойдя трех шагов, длинноволосый остановился, неумело козырнул.
Читать дальше