Эрик Шабаев - Друг другу вслед

— Нам необходимо увидеться с подпоручиком Гущинским, — разлепил тонкие губы офицер. Комендант неторопливо свернул «козью ногу», высек огонь, глубоко затянулся.

— Значит, из Политцентра?

— Да, если сокращенно, — вмешался некто в драповом пальто. — Иными словами, блок революционно-демократических организаций.

— Сами-то… из каковских блох? — скосил на него глаза комендант.

Офицера передернуло, господин в шубе раскатился веселым смехом.

— А вы шутник, уважаемый… Если вам интересно, мы оба — гласные городской думы.

Комендант быстро глянул на Егорку.

— Стало быть, за нас, безгласных, думали? Та-а-ак, приятное знакомство…

Гримаса крайнего недовольства отразилась на лице господина в енотовой шубе: расспросы, как видно, пришлись ему не по нутру. Тотчас утратил напускное веселье, процедил:

— Скажите наконец, где нам найти Гущинского?

И господин в енотовой шубе, и его думский приятель, и офицер перестали занимать коменданта.

— Дуйте прямо, не ошибетесь! — и когда делегация Политического центра исчезла за дверью, он повернулся к Егорке. — Видал борцов? Рабочий комитет с них глаз не спускает, с «центроуповцев». Крутят-вертят. Главкома избрали, капитана Калашникова, а силенок нет как нет. Они, эти «голубые уланы», думают: кто палку взял, тот и капрал… Поживем — увидим. И Калашников допрыгается, дай срок. Нацеплял на себя ремней, оружия, лент — не подступись. Тьфу! А сам полгода назад ремни из человеческих спин вырезал, в контрразведке гайдовской. Все забыто, обо всем! А про лозунг ихний знаешь? У-у! Созыв земского собора, суд над Колчаком, замиренье с большевиками, на особых условиях. Думки о своей вотчине, от Байкала до Оки… Только не выгорит, ей-ей!..

Он вспомнил о чехе, стесненно топтавшемся у поро-га, подозвал его.

— Эй, вояк, чего же ты? Давай к нам… Як се маш? Как живешь-поживаешь?

— Декуйи, добже.

Егор подвинулся на скамейке.

— Садись, грейся. — Он указал на красный гусарский «пирожок». — Ты, кавалерист, совсем по-летнему. Уши-то не мерзнут?

— Уши́? — спросил чех и рассмеялся. — Ой, мьерзнут!

— В Чехии, поди, намного теплей, чем в Сибири.

— Ано, ано, — закивал гусар.

— К себе собрались, без никаких?

— Довольно! Зачьем война? Марионеткой не хочу!

Комендант одобрительно похлопал гусара по спине.

— Верно рассудил. Нам с вами делить нечего.

— Совсем нечьего, приятел.

— А почему все ж таки медлите? — спросил Егорка, и чех пригорюнился, развел руками.

— Ой, бьеда с нашими генералами… Кажется, нам отсюда никогда не уехать!

Комендант сурово, точно все вокруг зависело от бравого унтера, сказал:

— Если б не ваш брат, и Колчак не вспух бы как на опаре.

— Ано, вы правы, — согласился чех, словно тоже чувствовал — все держится на нем, и только на нем. Седоусый кашлянул сумрачно, поняв, что несколько перегнул палку, достал кисет.

— Закуривай, гусар.

— Декуйи, — чех покивал на дверь, за которой скрылась делегация. — У вас новая власть? Политцентр?

— Власть, да не наша. Белые или зеленые… — комендант для убедительности помотал в воздухе клочком курительной бумаги, потом ткнул пальцем в отворот Егоркиной шинели. — Говорю, белые или зеленые — один черт.

— Ано. Понимаю вас.

— А скажи, гусар, где ноне обитает Колчак-Толчак? — вдруг спросил Егорка.

— Адмирал? — чех повел рукой на запад. — Пока там. Но скоро — здесь!

— Точно знаешь? — спросил комендант и похлопал по боку, где висел наган. — Встретим, не беспокойся. Как, Егор?

Чех торопливо вскинулся. Из внутренних комнат выходила делегация Политцентра, вместе с членом ревкома и Мамаевым. Впереди шел голенастый офицер, оглядываясь на ревкомовца, отрывисто бросал:

— Поймите наконец, вокруг нас — крупные международные силы, войска нескольких держав. Иностранные миссии — британская, японская, французская, чешская — и без того подозрительно относятся к перевороту.

— К рабоче-солдатскому восстанию, хотите сказать? — уточнил член ревкома.

— Как вам будет угодно! — отрезал офицер. — Суть не в словесном обрамлении. От имени штаба армии народной свободы я требую временно снять с домов предместья все красные флаги. Повторяю, до единого!

Комендант стремительно шагнул к нему.

— А ты их поднимал?

У господина в енотовой шубе лопнуло всякое терпение. Он развел руками, указал на коменданта, тонким голосом воскликнул:

— И это… извините… ваши боевики?

— Они самые, — подтвердил член ревкома. — Народ спокойный, но страсть не любит, когда его берут за хрип. Красное у него в крови, знаете ли.