Эрик Шабаев - Друг другу вслед

Брагин по-прежнему держал его на мушке.

— Здорово, коли не шутишь.

— Ха, давненько не виделись. Ты один?

— А тебе что за дело?

— Ну вот, к нему по-свойски, а он медведь медведем! — Зарековский обиженно свернул нос. — Покурим, что ли?

Помедлив, Егорка опустил дуло. У Зарековского, по всему, не было на уме ничего дурного. Да и с чего ему быть? Они, кажется, никогда не ссорились: ни в деревне, ни в школе Нокса. Ну, судили о многом вразнобой, стояли не вровень: он щеголял в синей нарядной борчатке, ты — в отцовском зипуне, а все-таки дружили. Сейчас встретились врагами, но стрелять в земляка — на такое ни у кого из них рука не подымется. Вот и Мишка это прекрасно понимает…

Зарековский вынул из кармана пачку сигарет, бросил одну: «Лови!» — потом переправил по воздуху коробок со спичками. Он затянулся, померцал кошачьими зрачками.

— Каков, а?

Посмаковал дымок и Егорка, вникая во вкус.

— Да-а-а. Слабый, но приятный. Ты мне еще сигаретку дрюхни, про запас. Без курева четвертый день… — сказал он и улыбчиво, как встарь, вгляделся в кирпично-красное обличье Зарековского. — Где щеку-то рассадил, в каком кабаке?

Тот медленно прикоснулся рукой в замшевой перчатке к шраму, выругался.

— Хорош кабак! Братец твой угостил перед осенью…

— Степка? — Егор подавился дымом. — Ты его видел?

— На Лучихинском яру. В засаде был, гад, при пушке самодельной.

— А после? — спросил Егор.

— Выпалил и бежать без оглядки. Ноги длинные, унесли и на сей раз! — Мишка угрюмо засопел.

— Теперь, что же… в городе, у капитана Белоголового?

— С ним. Он и везет за всех. Остальные — предатель на предателе. И мастеровые и Решетин преподобный… А генералы еле поворачиваются… На Чукотский нос драпать — одно осталось! Ну, а тебе, Гоха, каково в новой шкуре? Да не отвечай, дело внятное: не пойдешь — к стенке.

— Нет, я по своей воле, Мишка! — прерывисто молвил Егор.

— Врешь…

— Ей-богу!

— Ах, вот оно как… — Мишка далеко отбросил окурок, в его руке блеснул револьвер. — Тогда молись, Брагин!

— Миха, — оторопев, прошептал Егор. — Мы ж с детства, с пеленок…

— Молись, не то сдохнешь по-собачьи! — Зарековский обернулся назад, к пролому. — Господин капитан, ко мне! Я их голыми…

Сухо щелкнул выстрел, — чуть ли не над ухом Брагина, — оборвал торжествующий зов. Мишка со стоном перегнулся, полез в пролом, оставляя за собой кровавую полосу. Из дула мамаевского карабина вытягивался терпкий дымок.

— Зачем ты его, Лукич? — вырвалось хриплое у Егора.

— Получил… что просил… змей!

— Да он, может, попугал просто-напросто…

— Время… не такое… — Мамаев смолк, видно, снова потерял сознание.

От берега на выстрел подползли четверо, среди них — Таня, с нарукавной повязкой медсестры. Она спрыгнула в окоп, склонилась к Мамаеву.

— Дядя, отзовись… Дядя, родненький! — и знобким, не своим голосом: — Давайте брезент…

Кровь гулко застучала в висках молодого Брагина. Он во весь рост поднялся над окопом, погрозил винтовкой в сторону собора, крикнул:

— Га-а-ады… Сволочи… А вы попробуйте со мной!

Застрекотал пулемет.

Егор ненадолго пришел в себя ночью, среди каменных стен полуподвала, в душной, пропитанной чем-то острым тьме… Почему он здесь, а не на Ушаковке, с ротой, что стряслось, какая новая беда, и кто это стонет?

Он шевельнул правой рукой — цела, хоть и налита странной слабостью, с трудом поднес ее ко лбу, и перед ним вскружились огненные мухи…

Снова очнулся он в просторной комнате, на ослепительно белой постели. В окна, расписанные морозной вязью, вливался день, и вместе с ним из-за реки наплывал гул артиллерийской канонады.

Сосед, маленький кочегар, вздрагивал при каждом выстреле, рывком сбрасывал одеяло на пол.

— Во, опять! Пропали наши головы, бой в самом Глазкове!

К нему подошла Таня, успокаивая, заговорила о раненой ноге. Медсестру поддержал сосед напротив, грубовато прицыкнул на кочегара. Тот не слушал никаких резонов, долдонил свое:

— Ребята сказывали… дикая дивизия Семенова прет, с двумя бронепоездами… Останови такую силу! Налетят — всем будет обстраган… Им-то хорошо!..

Морщась от сильной головной боли, Егорка спросил: кому им?

— На здоровых ногах!

— Двум смертям не бывать, одной не миновать, — рассудительно молвил сосед напротив.

— А если я не хочу? Не хочу-у-у?

Просто удивительно, до чего терпеливой была Таня. Егор на ее месте давно бы сгреб кочегара за шиворот, выкинул в коридор, а она ласково уложила его, поднесла воды в граненом стакане.