Суровцев стоял растерянный, стакан в руке дрожал, водка расплескивалась. Он не видел, не замечал этого, вытягивал шею, смотрел на командующего, словно хотел удостовериться…
— Григорий Ильич…
Жердин шагнул, поднял стакан. Все чокнулись, выпили залпом и заговорили громко, наперебой, не слушая друг друга, потянулись к начальнику штаба. Жердин кого-то отстранил, отодвинул… Обнял Суровцева и минуту держал в объятиях, словно хотел почувствовать всего, до последней косточки. Наконец отпустил, отстранился, сказал:
— Спасибо, Григорий Ильич. Иной раз думаю — без вас не смог бы работать.
Суровцев глянул на командующего усталыми глазами:
— Благодарю, Михаил Григорьевич. У нас общее дело — от Верховного до рядового. — И попросил: — Дайте радиограмму.
Прочитал, посмотрел поверх голов долгим взглядом, точно хотел увидеть сквозь дощатую обшивку, далеко от Сталинграда… Может быть, хотел увидеть жену и детей или тех, кто доверил ему, произвел в генералы. Не меняя позы, выражения лица, тихо повторил:
— Благодарю.
Словно угадывая мысли, настроение Суровцева, полковник Добрынин сказал:
— А ведь в Москве теперь тоже не спят.
Жердин повертел в руке порожний стакан, нашел глазами своего адъютанта.
— Распорядись ужинать.
И все опять заговорили, заторопились раздеться. Убрали карты, расстелили газеты. Ужин известный: хлеб, консервы, колбаса. Но в этот вечер, в эту ночь все было необычно, и надоевшая, опостылевшая еда тоже казалась необыкновенно вкусной. Лейтенант Андрющенко наливал, разносил крепкий чай. Этот извечный чай тоже был вкусный.
— И в Москве теперь не спят, — повторил полковник Добрынин, видимо пытаясь высказать какую-то мысль.
— Иван, — спросил Жердин, — у тебя сердце не постанывает?
— Это почему?
— Ну как же… Был Григорий Ильич подполковником, твоим начальником штаба, а теперь вот генерал.
— Э, нет, — Добрынин качнул тяжелой головой. — Я рад. Больше вас, Михаил Григорьевич. Я понял его еще под Харьковом.
— И я понял под Харьковом.
Забелин, дотоле молчавший, поднял палец:
— Мы все поняли п-под Харьковом.
Засмеялись. Потому что самое тяжелое осталось позади.
— Так вот я думаю, что в Москве сейчас тоже не спят, — упрямо повторил Добрынин.
— Иван, — укоризненно прервал его Жердин, — в Москве по всем ночам не спят. Характер работы определяется масштабами. Мы знаем Сталинград, свой участок фронта. А там — вся мировая война. И даже то, что стоит за спиной войны. Там надо искать и находить тысячи неизвестных.
Майор Соболевский, который слушал командующего и больше всего боялся пропустить удобный момент, вдруг подался вперед, окинул всех восторженными глазами и приоткрыл рот, прося чуточку внимания, извиняясь и обещая в одно и то же время. Повел головой вправо, влево, заговорил поспешно:
— Солдаты давным-давно нашли все неизвестные. И решили. Вы только послушайте, — глянул на Жердина, глаза сделались по-детски просительными: — Товарищ командующий, разрешите?
Жердин скупо улыбнулся, коротко махнул рукой:
— Валяй. Я давно замечаю — язык у тебя исстрадался от молчания. Валяй.
— Так вот, значит, — радостно встрепенулся Соболевский, — две недели назад привезли из-за Волги…
— Кого, чего? — спросил Добрынин. Ему не дали закончить мысль о Москве, Соболевского он недолюбливал.
— Товарищ комдив… — страдальчески произнес Соболевский. — Всего одну минуту. Так вот. Солдаты давно решили. Меж ними ходит анекдот, — боясь, что его прервут, остановят, заспешил, заторопился: — Собрались, значит, трое офицеров: американский, русский и немецкий… Ну, значит, случай такой выпал. Собрались, беседуют, делятся чаяниями, высказывают предположения, кто и чем будет заниматься после войны. Американец заявил, что станет отдыхать: девочки, виски, коктейли… А как же? Ветеран войны, заработал, заслужил право на отдых. «А вы? — спрашивают нашего. Чем займетесь вы?» — «Да чем же, — отвечает, — работать буду. Все развалили, разрушили, надо вкалывать». — «А вы?» — обратились к немцу. «Я, — говорит, — прежде всего объеду великую Германию!» Наш пожал плечами: «Объехать великую Германию вы успеете до обеда. А чем же намерены заниматься после обеда?»
И Соболевский завертел головой, проверяя впечатление. Кто-то засмеялся. Начальник тыла сказал:
— А что, неплохо.
— Это не солдаты, дошлые журналисты придумали, — сказал Жердин.
Забелин улыбнулся:
— Уж если анекдоты… Вот что рассказал мне один действительно дошлый журналист. Собрались, съехались на совещание главы великих держав: Сталин, Рузвельт и Черчилль. Как-то за столом Черчилль говорит: «Господа, видел я этой ночью удивительный сон, будто создали мы великую всемирную державу. А меня — вы представьте, господа! — меня единодушно избрали премьер-министром!» Рузвельт даже руками всплеснул: «Позвольте, позвольте! Это же просто чудеса! Я видел точно такой же сон! Будто бы — да, создали всемирную державу. А меня, господа, назначали президентом!»
Читать дальше