Пётр Селезнёв - Южный крест

Да нет же, нет! В эти короткие минуты капитан Веригин не думал о славе. Он никогда не думал об этом. И о смерти не думал, ни о своей, ни о чужой. Ему только хотелось быть красивым и чтобы красивыми были его солдаты.

Он вскинул руку с пистолетом. И даже приостановился. Было мгновение — увидел автоматы, каски, лица…

— Не ложи-ись! — крикнул громко и зычно. — Не ложись!

На лицах бойцов суровая решимость, словно шли привести в исполнение долгожданный приговор.

Так или не так…

В то мгновение, когда увидел Михаила Агаркова, Шорина, Игнатьева, показалось, что все именно так: они — как и он. Им тоже легко и не страшно.

Мелькнула мысль, кольнула в самое сердце: что это с ним? И от сознания, что в нем творится странное, почти невероятное, от суеверности иль от предчувствия сделалось вдруг нехорошо. Как будто понял обман. Но — все равно! Ему было уже все равно. Лишь бы продлить удивительный восторг…

Опять увидел спину бойца, заплату, пришитую белыми нитками, черные камни, чужие каски, распахнутые ужасом глаза, услышал предсмертный вскрик и нерусское слово… Капитан Веригин через кого-то перепрыгнул…

Сделалось неожиданно просторно и светло. Увидел чистый снег и круглые тяжелые колонны. Овальный фасад и оконные провалы. Близко, рядом.

Вот оно!

На бегу подтянулся, словно бы приподнялся на носках, кинул руку вперед:

— Ура!

Не крикнул — выговорил, отчетливо, сурово, как приказывают на войне. Услышал свой голос и с удивлением вспомнил, что еще ни разу не произносил этого слова. Он командовал, звал и кричал. Но этого слова, вот так отчетливо и ясно, не произносил. Может, и случалось… Да только не помнил, потому что все было как в бреду, как в кошмарном сне. А сегодня — ясно и четко. Во всем теле — небывалая сила, на душе — радостно и светло.

Капитан Веригин шел вполоборота, бочком, чтобы видеть своих солдат. Они сыпанули на площадь, как будто их выплеснули из черных развалин.

В груди капитана Веригина ударило звонко и больно.

И остановилось. Сейчас он хотел лишь одного: как можно дольше продлить эту минуту. И ничего не надо больше от жизни.

И пусть видит, знает противник, как идут в атаку советские командиры!

Пусть!

Серые колонны, серые ступени, черный автомат на снегу… Винтовочные выстрелы бацают далеко и редко, никому не нужные, никому не страшные.

Еще выстрелы, торопливые и словно бы испуганные.

Вот они, немцы!.. Высокий, в офицерской фуражке, вскинул руку. Выстрел ударил в лицо. Тонкое жало пронзило насквозь, и не стало вдруг ни каменных стен, ни тверди под ногами, ни дивного восторга… Только Нюра. Большие, полные слез глаза. Дрожат слезы, дрожат губы… «Андрюшенька, Андрей!..» Зачем она плачет, почему так дрожат ее губы?

Издалека долетел незнакомый голос:

— Капитан Веригин!

Кто это крикнул? И кто такой капитан Веригин?

Но никто не объяснил. И ничего не слышно — ни голосов, ни единого звука. Ни страха нет, ни восторга — ничего. Озарило, обожгло холодной светлынью: «Миша! Где ты, Миша?»

Словно ухватил последнюю надежду.

Старший лейтенант Агарков пинком отворил дверь, вломился большой и страшный. Сзади на него наперли. Дышали разгневанно и тяжело. Михаил увидел огонек на столе и человека. Этот человек сидел на кровати, узкоплечий, с худым, изможденным лицом.

Этот? Дохляк!

И еще сидели. Все смотрели на него, Михаила.

Эти!

Шагнул вперед.

— Перед вами советские командиры! Встать!

Худой, изможденный человек поднялся тяжело, по-стариковски. Выпрямился. Вынул, положил на стол пистолет, И другие положили. Паулюс тихо сказал:

— Цу Енде (конец).

Его никто не услышал.

Штаб верховного главнокомандования вермахта.

Отборные пехотные части.

Зуавы — французские солдаты-африканцы.

Альфред Шлиффен — германский генерал-фельдмаршал, автор теории окружения противника с целью полного уничтожения. Умер в 1913 году.

Гитлеровский генерал. Разведчик. Ныне живет в ФРГ, возглавляет так называемое «Ведомство Гелена».

Штаб верховного командования сухопутных сил Германии.

Генерал медицинской службы.