Бонч-Осмоловская Марина
Южный Крест
Марина Бонч-Осмоловская
Южный Крест
С любовью посвящается моему мужу Алеше.
Эпиграф: Когда я прошел этот путь, я остановился и увидал дела свои...
Пролог
Моя жена и я - мы едем в гости в этот праздничный вечер. Нет спасения от жары. Австралия. Новый Год.
Машина шуршит далеко-далеко, через весь город - сквозь австралийскую ночь. Мимо текут спальные районы: множество домов, разделенных крошечными лужайками, розами, парой-тройкой деревьев - нескончаемые, неразличимые, как солдаты, как солдатские гимнастерки, как холмы и деревья, придорожные камни, травы и заборы, как загородки вокруг пастбищ - мириады километров колючей проволоки, обнявшей всю страну, оберегая священную частную собственность, как шаг вправо и шаг влево, как сознание правоты, а также непоколебимости, как неугасимая повторяемость того и сего, для них и для нас, и сейчас, и во веки веков.
Как легко все кануло во мрак. Я поднял голову, и вот передо мною Ночь горячая, болеутоляющая, необъятная австралийская Ночь, облившая все небо несметным множеством звезд, слишком просторная, слишком глубокая, и звезды слишком крупные и блестящие горят в немыслимых сочетаниях, как будто не здесь, совсем не на этой Земле, а во сне, в дремоте об этой ночи - вон та, та - совсем желтая. Южные Звезды - это сон и бред, этого не может быть, это - пираты, "Дети капитана Гранта" летом под одеялом, когда все спят и тишина, молочница поутру, душистый сбитень сада с его благовонными, проливающимися соками на границе соснового бора, сладкое горение земляничин, их случайный праздник среди теплой травы. Щуки и судаки, пойманные в это утро, их зеленые бока, как звездное небо. И как звездное небо, усыпанный существами лес, и вода, и воздух, и ты - мелкой жизнью вместе с ними. Там, где летние воды сливаются в высоких травах, неся в себе рыбу, лодки, пузыри и другое, что наполняет воду. Там, где пыльная, долгая дорога на Волгу - пыльная и жаркая - босиком. Толстые, заварные летние облака - ослепительные облака моего детства... Еще не серые, не размазанные пальцем по стеклу, как зимняя скорбь. Вот сливочное за 13 копеек в ларечке, достань монетку, разожми потную ладошку, лижи его скорее - вот уже капает и течет по рукам, и пальцы сладкие, горячие и липкие. Добрый шелудивый пес тоже высунул язык и смотрит, что это у тебя там в руке. Молочные реки, кисельные берега, сон, сон терпкий от запаха смолы, терпкий от запаха родного вокруг, молочный сон по-над речкой на полустаночке Бубна.
Сюда закралась ошибка, очень странная ошибка - ты говоришь: "Южный Крест над головой". Может быть, это чей-то рассказ, чей-то рассказ в сосняке напротив дома, когда падают сумерки, и одна птица редко и одиноко вскрикивает что-то, принося печаль. А, может быть, это недописанная глава в книжке о капитане Гранте, но где я - там или здесь, а, также, кто я и зачем? Откуда такая горечь?.. Что бы ты сказал мне на это? Я бы хотел поговорить с тобой, но ты только повторяешь: "Южный Крест над головой".
Оглянись, ты видишь - тебе все это снится: и жара в Новогоднюю ночь, и тайное дыхание Великого океана - его порывы, влага и всевластье. И немыслимая древность этого материка, лежащего в водах за пределами жизни, не нуждающегося ни в чем и менее всего в человеке. В этой стране есть что-то странное, невыразимое: какая-то загадочность и даже мрачность. Она кажется одухотворенной. Так можно говорить об одушевленном существе, как если бы не все вокруг было живо, а сам материк - то, что под ногами, - кажется живущим. Это необычное чувство, но от него невозможно отделаться: он ощущается как архаичная и очень темная сила. Он сам-друг, корявый, слепленный из красного, бесплодного камня, покрытый сухими, пахучими лесами, полными странных и невиданных животных, вымерших повсюду миллионы лет назад, но живущих здесь от сотворения мира. И такими же древними, высушенными аборигенами, не создавшими ни домов, ни вещей - о! ни домов, ни вещей! Они бредут, как странники, по этой красной земле, по пустыням и лесам, смотрят на Океан, танцуют, мягко притоптывая в такт, и рисуют подлунный мир и жизнь, нанося сложные сочетания кругов и точек. Они верят в свой "Dreaming" (мечтания англ.) в котором нет слова "думать", а только "грезить" - непереводимый ни на какой язык, ибо за сорок тысяч лет им не было нужды записать это, и они не создали ни письма, ни алфавита - но верят в словах и красках ощущаемых, как мир, чистое пространство, в котором человек живет вместе с Богом, в котором человек часть Бога и в этом его предназначение.
Читать дальше