Из рук в руки переходили листовки, и люди прижимали их к груди, смеялись и плакали от счастья. Казалось, в густом мраке пробился первый солнечный луч и вселил надежду…
Рута жалела, что ей удалось взять всего лишь две-три листовки, остальные улетели далеко, упали в Днестр, волны их подхватили и понесли.
Ее просили читать снова и снова. Но ведь ей надо было пробраться в Лукашивку к Лесе, передать листовку, пусть и она всем читает. Все должны знать, что Родина о них не забыла!
Листовки эти были как первый привет с Большой земли, которая живет, сражается и никогда не покорится вражеским силам. Теперь все в поселке уверены, что наши победят!
И еще решила Рута: они с Лесей заберутся в подвал и от руки, печатными буквами, размножат текст этой листовки и передадут в окрестные села, местечки.
Повсюду толпились люди и говорили о первом важном событии за все это тяжелое время.
Первая ласточка…
Вдруг с окраины Лукашивки послышался громкий крик. Со всех ног бежала сюда Леся, махая листовкой. Девушка плакала, кричала, не в состоянии была говорить. Ей хотелось первой сообщить эту великую новость подруге, соседям. Но, подбежав, она прочитала на их лицах, что они уже знают.
Гедалья Сантос взял Лесю за руку, хотел было ее успокоить, велел быть поосторожнее с этими листовками, не забывать о старосте.
— Что староста? — махнула Леся рукой. — Он сам побежал в поле и поймал эту листовку, читал и просил всем прочитать ее, только осторожно… Он сам счастлив, Моргун…
— Выходит, он свой? — обрадовался Гедалья. — Выходит, новая метла метет по-старому?
— Так вроде получается… — сказал Симха Кушнир. — Поживем — увидим. Есть, однако, старая пословица: не говори гоп, пока не перескочишь…
Еще в те дни, когда фронт страшной лавиной хлынул сюда, к Днестру, Степан Чурай решил, что его время настало.
Вот когда он покажет тем, кто его притеснял и снимал с работы, на что способен Степан Чурай!..
Когда в городке, где он работал в потребительской кооперации, началась паника и люди стали покидать свои дома, эвакуироваться, Степан пробрался в контору, прежде всего очистил кассу, затем в сейфе нашел документы, подтверждающие, что он при советской власти был судим…
— Теперь прощайте, ищите ветра в поле!
Вчитавшись, однако, в свои бумаги, он немного остыл: лучше бы у него были документы о том, что он сидел в тюрьме за что-нибудь другое, а не за неоднократные кражи…
Но ничего, уж как-нибудь Степан Чурай поладит с новыми хозяевами. Главное, покамест надо забраться в какое-нибудь соседнее местечко, где его никто не знает, и там переждать. Он был уверен, что с немцами найдет общий язык.
Вначале подумал о Лукашивке. Там живут мать и жена. Правда, с тех пор как вышел из тюрьмы, он с женой не общается. Теперь он найдет себе красивую молодуху. Но спешить незачем.
Степан понимал, что к интересным мужчинам его причислить никак нельзя: толстый, низенький, голова — плоская, лысая, а нос как у урода. Но он понимал и то, что если мужчина хоть чуточку благообразнее обезьяны, то это нынче ходкий товар. Никто, однако, не скажет, что он глуп или что у него язык плохо подвешен. Так что Чурай может найти себе выгодную службу и неплохую жену.
С деньгами, добытыми в сейфе, он хоть сейчас мог бы стать самым богатым примаком. Каково же будет бабам, когда он вставит себе золотые зубы, отхватит приличный костюм и откроет магазинчик или какое-нибудь другое шикарно заведение?!
Несколько омрачил его радужные планы страх. Больно уж вокруг гудит! Война с каждым днем распаляется все сильнее. Вокруг одни пожарища. Земля содрогается от взрывов бомб. Перед отходом частей Красной Армии советские люди стараются все уничтожить, чтобы ничего не досталось врагу. А что будет, если выгонят немцев и советская власть снова укрепится в их селе? Ясно что — расстрел. Шлепнут, как бездомную собаку. В этом можно не сомневаться: он ведь ко всему еще и дезертир. Степан никак не поймет этих колхозников. Раньше, бывало, некоторые жаловались, что сапог нет в кооперации, что велосипеды только харьковской марки и тех маловато; иногда роптали на начальство: то нехорошо, а это, мол, могло быть и лучше. И вот теперь, когда идут сюда фашисты, эти же самые люди молят бога, дабы оставил им на вечные времена советскую власть! Просто не могут обойтись без нее! И многие все бросают и уезжают на восток. Большинство мужчин ушли в армию, на фронт, а те, которые остались на месте, проклинают оккупантов. Вот и пойми мужиков этих… Сложный это человек: ропщет, ругает — и тут же, в беде, готов, кажется, душу отдать за все это…
Читать дальше