Тоне Светина - Волчата

— Ой, сыночек, сыночек мой, что же ты наделал?! — запричитала мать, закрыв лицо ладонями. — Как же я боялась тогда, когда ты уехал учиться в Рим, а еще больше потом, когда вернулся оттуда! Не знаю, чем тебе и помочь. В чем же мы провинились, если господь бог так нас наказывает? Мы все готовы отдать, только бы избавить тебя от самого страшного…

— Ты, мама, не отчаивайся. У других руки побольше в крови, чем у меня, и ничего им не делается.

— Но я твоя мать, и до других мне дела нет. Я давно вижу, что с тобой что-то неладное происходит. Долго я ждала, когда ты мне все расскажешь…

— Поэтому-то я к тебе пришел, а не к отцу…

— Очисти ты свою душу от нечисти добрыми делами… Может, господь и сжалится над тобой… Далеко, очень далеко ты зашел… Сейчас я тебе только одно скажу: вот уже второй год подряд я пересылаю большие суммы денег этим… ну, партизанам, чтобы они помогали тем, чьи родные в лагерях. Потому даю, что знаю: если они победят, то будут милостивы к нашим детям. А еще для того, чтобы душу твою спасти…

— Ты с ума сошла! Погубить себя хочешь? Ты думаешь, наши будут к тебе милосердны, если узнают об этом? Нет, они и меня не пощадят. Это все опасная игра, и ты должна остерегаться.

— За меня, сынок, не бойся, я очень осторожна. Смотри только отцу ни слова…

После разговора с матерью Кудела немного успокоился. Мать ушла в свою комнату, упала на кровать и разрыдалась. Она так и не придумала, как же ей помочь сыну.

Наутро Кудела спустился в подвал и замуровал в стену свою добычу. Матери сказал, что, если он погибнет, пусть они все берут себе.

— Зачем ты эти вещи оставляешь у нас? Теперь и я сна лишусь. Боже, смилуйся над нами! Анте, беги отсюда, если можешь. Здесь на каждом шагу только и говорят о том, что ты палач и прославился кровавыми делами на Козаре…

Вернувшись в свою часть, Кудела узнал, что на фронте, к счастью, наступило временное затишье. Сима доложил майору, что в его отсутствие ничего особенного не случилось. Кудела вдруг вспомнил о пленном партизане Митко, который сидел в карцере, ожидая решения своей участи. Кудела заглянул в камеру. Митко сидел в углу, свернувшись калачиком. Лицо и руки парня были в синяках и ранах.

Когда майор вошел, пленный не шелохнулся.

— Встать! — приказал Кудела. Он повел его в комнату, где обычно допрашивали пленных.

От яркого света Митко зажмурился. На стенах в этом помещении висели орудия пыток: цепи, крюки, ремни. Вдоль стен стояли деревянные скамьи, к которым привязывали пленных.

— Ну что, передумал? Будешь говорить или молчать?

Митко отвернулся в сторону. Он боялся, что его снова начнут пытать.

— Я вроде бы все рассказал. Больше мне сказать нечего…

— Послушай, парень, я знаю таких, как ты. Вас мы раскалываем как орешки. Раз ты взял в руки оружие, значит, ты солдат, и даже твой возраст тебя не спасет. Партизаны пленных расстреливают, и мы поступаем так те. По закону я должен тебя расстрелять. Но для тебя я сделаю исключение, хотя ты этого и не заслуживаешь. Ты очень похож на моего сына, он, правда, младше тебя. Катись-ка ты отсюда на все четыре стороны! Хочешь — домой, хочешь — к партизанам! Мне плевать. Ночью тебя отвезут на окраину города, прикажут бежать. Ты беги. Вслед тебе будут стрелять, но мимо. Понимаешь?..

— Нет, не понимаю. Вы хотите меня убить?

— Ни в коем случае. Я хочу, чтобы ты знал: майор Кудела не свинья, которую надо заколоть. Я тоже бываю иногда великодушным…

Кудела приказал отвести пленного обратно в камеру, а сам отправился посмотреть на других арестованных. В основном это были люди, вина которых так и не была доказана, и он распорядился всех их выпустить.

Митко очень удивился, когда вернулся с допроса в камеру. Его даже не ударили! Еще больше он удивился, когда получил миску похлебки и ломоть хлеба.

Ночью за ним зашел Сима и какой-то солдат в усташской форме. Они повели Митко на окраину города.

— Ну, парень, благодари господина майора и вали отсюда! — крикнул Сима.

Митко глубоко вдохнул чистый, свежий воздух и глянул на знакомую гору, что возвышалась перед ним. Он очень боялся, что ему выстрелят в спину. Усташи подняли автоматы, раздались две сухие очереди. Митко обернулся, взглянул на стрелявших и опрометью бросился бежать.

В горах стояла тишина. Весь день светило тусклое зимнее солнце, лучи которого почти не грели. С горных вершин дул пронзительный, холодный ветер.

В один из таких дней на тропинке, что вела к Совиной горе, Боса увидела маленькую фигурку человека. «Кто бы это мог быть? — подумала она. — Не Митко ли? Только он всегда умел так осторожно, по-кошачьи пробираться по открытой местности».