Лев Квин - ...Начинают и проигрывают

— Точно неизвестно. Медицинский эксперт считает, что провисел не меньше суток.

— А обнаружили когда?

— В среду. — Арвид поднял голову от своих бумаг. — А что такое?

В среду. Васин погиб во вторник. И Клименко, выходит, тоже? И они земляки… Случайное совпадение? Или…

— Ох, Арвид, — начал я хрипло и откашлялся, — сдается мне, и верно твоему самоубийце еще рано в архив!

До глубокой ночи мы с Арвидом ломали себе голову над внезапным открытием.

Могут ли Мигаи быть случайностью?

Вполне! Уж мы-то, фронтовики, знаем, что такое слепой случай.

Выйдешь утром из землянки. Тихо, не стреляют — благодать. Постоишь так, зажмурив глаза, под теплым солнышком. И тут ординарец окликает: «Товарищ лейтенант!». Возвращаешься недовольный: что ему еще там надо, не дает человеку погреться на солнце! А он сует тебе планшет — вот, взять забыли. Сплюнешь в сердцах: ах, чтоб тебе неладно, да не собираюсь я никуда!… И в тот самый момент — бах! Там, где ты только что стоял, дымящаяся воронка. Осталось бы от тебя одно воспоминание, если бы ординарец, вечный путаник, случайно не отозвал.

Или иду с бойцом, веду его к себе в роту. Новенький, необстрелянный, оглядывается тревожно по сторонам. Вдруг слышу — мина. Прямо на нас. Кричу: «Ложись!» — и сам валюсь как подрубленный. Рвануло, обсыпало землей. Встаю. Боец мой лежит, головой уткнулся в ствол сосны. «Подъем, говорю, кончай ночевать!» Лежит. Подхожу ближе и глазам своим не верю. Осколком мины у него аккуратно, словно бритвой, взрезало шинель, гимнастерку, рубаху под ней. А на теле — ни царапины. Сам осколок, рваный, весь в зазубринах, похожий на каменный нож первобытных людей, глубоко впился в ствол сосны точно над головой парня. И тот лежит, белый, как его рваная рубаха, пошелохнуться боится, верить не смеет, что жив.

Или вот еще такое. Были у меня в роте два брата-близнеца. Похожи — не отличишь. Над ними смеялись, что они сами себя путают. Служат в одном расчете, всегда неразлучны. А тут случилось, что одного послали в штаб с донесением, другого — в санвзвод за индивидуальными пакетами. В это время фрицы начинают садить из орудий, мы тоже не молчим. Словом, кутерьма часа на полтора. Потом хватились: а близнецов-то ведь нет. Стали искать… Только к вечеру выяснилось: оба ранены чуть ли не в одну и ту же минуту, оба в левое плечо, только один осколком снаряда, другой миной, оба в медсанбате лежат.

Случай…

Вот и Мигаи, если разобраться, в большой степени дело случая. Не приди я к Арвиду и не начни писать под его диктовку, кто знает, обратил ли кто-нибудь внимание на такое совпадение. Ведь дела велись разными людьми в разных отделениях милиции. Кому бы могло прийти в голову сопоставлять?

Ну, а если все-таки исключить случайность и посмотреть, что получится?

Этим мы как раз и занялись. Версия возникала за версией, то у меня, то у Арвида. Мы их критиковали, разбивали, отбрасывали. Сочиняли новые, опять разбивали. В итоге, когда уже совсем изнемогли, от разгрома уцелели лишь две версии, казавшиеся наиболее правдоподобными.

Версия первая:

Кто-то, назовем его Икс, был на Васина по какой-то неизвестной еще причине смертельно обижен и готовил на него покушение. Об этом случайно, или, может быть, не случайно, узнал земляк Васина Клименко и, таким образом, тоже обрек себя на смерть.

Версия вторая:

Оба они, Васин и Клименко, знали что-то компрометирующее Икса, возможно, тоже их земляка. До поры до времени это его не беспокоило. Но вот произошло какое-то событие, то ли ссора, то ли еще что-нибудь, и оба они стали для Икса опасны.

Уже лежа на нарах, я вдруг подумал, что обе наши версии решительно никуда не годны. Ведь Икс не мог знать, что буквально в последнюю минуту Степан Олеша будет снят с машины и ее поведет Васин!

Точнее, Икс мог об этом знать только в одном случае: если он сам собирался произвести такую замену.

Другими словами, если диспетчер Тиунов и есть Икс!

С такой мыслью я заснул. И не удивительно, что всю ночь меня трепали кошмарные сны, в которых роль главного отрицательного героя играл, конечно, Тиунов. Он то бежал за мной, кровожадно размахивая гаечным ключом, а я, обливаясь потом, с трудом передвигал непослушные ноги, то наваливался на меня и душил.

Утром я сам смеялся над своей несообразительностью, из-за которой поднялся с гудящей головой. Ведь кошмаров могло бы не быть, стоило только мне, засыпая, подумать, что калека-диспетчер на своем бухающем самодельном протезе едва ли смог бы неслышно спуститься в гулкий гараж по деревянной лестнице, да еще забраться под автомобиль. Если только у него был сообщник…