Андрей Ханжин - Неформат

Добежав под заплетающим ноги ветром до этой деревянной конструкции, Филин и Ник обнаружили там троих типов, сидящих на корточках перед буржуйкой и гоняющих по кругу раскалённую алюминиевую кружку с тяжёлым, как дёготь, чифиром. Перед одним из них — коренастым азиатом в медвежьей дохе и громадной песцовой шапчище — лежал американский охотничий карабин. Скорее всего, это были бичи. Дальневосточные бичи — это не зачуханные пьяненькие бродяжки среднерусской полосы. Нет! Здесь вращались величины иного порядка. Дальневосточные бичи — это в кровь потёртые суровой жизнью джентльмены удачи, промышляющие в основном перекупкой пушнины у охотников-эвенков или крышующие диких старателей, подмывающих золотишко на старых выработках, откуда ушла золотодобывающая драга. Короче, люди немногословные и всякое повидавшие. Однажды уфолог Чертопляс со станции Бира познакомил Филина с человеком по имени Ванька, не Иван, не Ваня, а именно Ванька. Начитанный уфолог называл его Ванька-Каин. Вот этот Каин водил в таёжные дебри отряды китайцев на поиски Золотого корня или Жень-шеня, как ещё его называют. В команде у него был ещё один бич — Марадона и китаец-вербовщик Хань. Китаец Хань набирал по ту сторону Амура бригаду земляков, душ в двадцать, переводил их через границу и передавал в распоряжение Каина.

Суток тридцать китайцы тщательно шмонали тайгу, выцарапывая из под подола природы чудодейственный корень жизни женьшень, набивали им мешки — за месяц выходило килограмм сто пятьдесят — после чего Каин, Хань и Марадона расстреливали работников из карабинов системы Симонова. Трупы закапывали на старом раскольничьем погосте, возле Торчинского скита. Хань отправлялся за следующей партией приговорённых. Марадона торговался с бичами-перекупщиками. А Ванька-Каин заговаривал душу хвойным дымом маньчжурской конопли. Нет, он не топил совесть в декадентском забвении. Он просто отдыхал. У него в принципе не возникало сомнений насчёт чистоплотности своего бизнеса. Он не воспринимал китайцев в качестве людей. С такой же обыденностью он глушил судаков в амурских омутах, с таким же равнодушием он отвинчивал пробку своего «уазика», чтобы слить отработанное масло. Он находился в какой-то чудовищной, надчеловеческой гармонии с окружающим миром, полагая, что люди — это те, кто говорит по-русски. В этом случае он понимал, что убийство — преступление. Причём никакого шовинизма в нём не было и в помине. Ему даже в голову не приходило мысли о национальности своих жертв. Хань, например, был человеком, потому что умел высказываться на понятном Каину языке. А китайцы… Жалко, конечно. Патроны дорогие, да и доставались с трудом. Ну не обрекать же этих китайцев на затяжную и жуткую смерть, бросив их в тайге… Так расчетливый хозяин топит в проруби котят, которых не способна выкормить его домашняя кошка. Короче говоря, своеобразные люди могли повстречаться путнику на суровых дорогах русского востока. И эти, у чумиканской буржуйки, были, похоже, из таких, своеобразных.

Коротко осмотрев вошедших и установив, что немедленной опасности они не предоставляют, бичи чуть расступились, приглашая Филина и Ника присоединиться к чаепитию. Филин глотнул обжигающее пойло, следом же, не переводя дыхания, сделал второй глоток и только после этого понял, что чифир был сварен не на воде, а на чистейшем спирте, который в тех краях называют по-флотски — шило. Глядя на зашедшегося в кашле Филина, бичи негромко, как-то по-волчьи, рассмеялись и тот, что был в песцовой шапчище, азиат, с проломленным носом, протянул руку, поочерёдно представляясь обоим путникам:

— Ситка.

Филин с Ником переглянулись и назвали свои имена. Двоих других спутников Ситки звали Эдик и Водолаз.

— Водолазом работал, — пояснил азиат. И добавил в рифму, давно очевидно применяемую по этому поводу. — Мужика такого роста наебать совсем не просто!

Действительно, даже сидящий на корточках, Водолаз на две головы возвышался над всеми остальными. А пол-литровая кружка в его клешнях выглядела хрупкой рюмочкой для дамского ликёра. Филин немедленно вспомнил новосибирского Ихтиандра и подумал, что неспроста наверное прозвища обоих великанов так или иначе связаны с мировым океаном. Наверное, земля таких не рожает. Но даже лирический монстр Ихтиандр выглядел юнгой по сравнению с этим берендейским карбонарием. Казалось, что женщину себе под стать он сможет обнаружить лишь на чудовищных полотнах Дейнеки, среди упругих, мускулистых и высокорослых натурщиц этого идеального соцреалиста. Очевидно, Ситка гордился своим товарищем. Но оказалось, что и другой его товарищ, Эдик, тоже был кое в чём выдающимся специалистом.