Феликс Чечик - Неформат

Давай померяемся силами, —
какие наши годы, брат,
покуда путь под Фермопилами
еще не превратился в ад.

Покуда кровь ручьями малыми
еще не вытекла из нас
в сражении неравном с галлами,
где царь Каллипп халиф на час.

И на победе леонидовой
воспитаные соловьи, —
померяемся не обидами,
а силой веры и любви.

Слова мои,
а музыка ничья?
Синицы и
весеннего ручья.
Заката не-
разменный золотой —
звени во мне,
не исчезай — постой.

Обращаюсь к берёзе,
обращаюсь к сосне, —
как поэзия прозе —
посочувствуйте мне.
Покачайте ветвями, —
не в упрёк, не в укор,
может быть только вами
я и жив до сих пор.
На прощание или
перед встречей, пока
небо не разлюбили
облака и река.

в моей песочнице
непрошенные гости
играть не хочется
и не хватает злости
но хватит мужества
терпения и слова
дрожа от ужаса
построить замок снова

Вода точила камень,
и превратила в нож,
что голыми руками
не очень-то возьмешь.

С восторгом страстотерпца
его пригрею я
за пазухой у сердца,
как сирое дитя.

Двух пташек из окна
я вижу-слышу вечно,
где поздняя — грустна,
а ранняя — беспечна.
Они друг с дружкой не
знакомы, слава Богу,
иначе бы во мне
посеяли тревогу.
А так: одна поет,
другая спит на ветке,
а я за годом год
на них смотрю из клетки.

Учиться влом, в любви облом,
курить по кругу за углом, —
и на линейке быть распятым.
И чувствовать себя битлом —
незримым пятым.
Слесарить, и качать права,
и водку запивать чернилом.
И аты-баты и ать-два
в ЗабВО метельном и унылом.
Но не подсесть на озверин
от жизни бренной или бранной,
и петь про yellow submarine
бурятке Йоке полупьяной;
и снова ощутить — незрим, —
в своей стране, как в иностранной.
Молчи, скрывайся и терпи, —
живи бездарно и безбожно,
пускай подлодкой на цепи,
но только желтой, если можно.
И в полночь получить с небес
от Джона SMS.

Мне сугробы детства — по плечо.
Холодно, тепло и горячо.
В сторону полметра — с головой.
Холодно. — Спасибо, что живой, —
говорю сегодняшнему. Не
прошлому, которое во мне.
Холодно. Что спрятал — не найду.
А оно лежало на виду.
Столько лет лежало, столько зим.
И сугробы выросли над ним.

Первое, что вспоминается мне:
цирк-шапито в позапрошлой стране,
и ярко-красное чудо
в перьях на белом коне.

Слышу оркестр или музыку сфер?
Счастье окрест Мade in ČSSR.
И на арену сквозь слезы
смотрит седой пионер.

Будто во сне пролетают века.
Скачет и не различить седока
там, где на фоне заката
перистые облака.

А крылья мотылька,
промокшие насквозь,
нелетные пока —
повешены на гвоздь.
Бескрыло мотылек
от них невдалеке
согрелся и прилег
и спит на потолке.

самые вкусные яблоки или
тыблоки были на братской могиле
вечный огонь бесконечный мотив
млечно-медовый налив
в жизни вкуснее не пробовал этой
паданки солнцем июльским согретой
ливнем омытой как слёзами вдов
вновь вспоминаю и вновь
долго ли коротко ли как ни странно
косточек горечь и запах пропана
нету страны на меня из окна
смотрит огрызком луна

Жуки и муравьи, —
земляне и собратья,
придите же в мои
раскрытые объятья.