Мигель Унамуно - Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро

— А с ним что ты сделал?

— Удавил. Дешевле взять за труп моего сынишки я не мог.

— И все же надо похоронить малыша.

— Когда уйдем от погони.

— Смышленый был малыш!

— Смышленее и лучше для отца не бывало!

Форт Санта-Моника, который в годы революционных битв столько раз служил тюрьмой для политических заключенных, пользовался самой жуткой славой. Ходили легенды о его отравленных колодцах, кишащих гадами подвалах, кандалах, самых изощренных орудиях пыток. Легенды эти, возникшие еще во времена испанского владычества, получили особенное распространение с установлением тирании генерала Сантоса Бандераса. Каждый вечер во рву бастиона, под звуки боевых фанфар, расстреливали революционеров. Расстреливали без суда, по тайному приказу тирана.

В сопровождении все того же наряда солдат Начито и студент перешагнули порог потайной двери и очутились в крепости. Комендант принял их без всякого ордера и других, с его точки зрения, дурацких формальностей, единственно на основании устного рапорта сержанта, который продиктовал ему майор дель Валье, застрявший по дороге в трактире. Перед тем как перешагнуть порог крепостной двери, оба арестанта с тоской взглянули на такую теперь призрачную синь далекого неба. Комендант Санта-Моники полковник Иринео Кастаньон справедливо изображается в летописях того времени как один из самых жестоких палачей эпохи Бандераса. Это был кровожадный старик, страдавший грыжей, волочивший деревянную ногу, с неизменно дымящейся трубкой во рту. В расстегнутых штанах, насмешливый и жестокий, он принял арестованных:

— Счастлив приветствовать столь высокопоставленных постояльцев!

Начито с фальшивой улыбкой проглотил сарказм и поспешил объяснить:

— Тут, кажется, произошло какое-то недоразумение, полковник!

Полковник Иринео Костаньон выбил трубку о деревянную свою ногу:

— Меня это никак не касается. Вашим делом, если будет нужда, займется лисенсиат Карбальеда. Пока же приказ только о задержании. Наша тюрьма — к вашим услугам.

Начито поблагодарил его подобострастной улыбкой и, сморкаясь, добавил:

— Редкий случай чистого сомнамбулизма!

Тюремщик, возникший в темном проеме двери, загремел связкой ключей; это был грязно одетый мулат, двигавшийся как заводная кукла. На голове его красовалось форменное французское кепи, одет он был в куцую пропотевшую куртку и цветные форменные брюки. Когда-то лакированные старые башмаки протерлись на всех суставах. Комендант буркнул ему с насмешкой:

— Дон Трини, отведите-ка этим двум свистунам комнатку для почетных гостей.

— Будьте покойны, жаловаться не будут. Если они тут временные, то получат люнет {114} в крепостной стене.

Дон Трини, произведя обыск по принятой форме, повел арестованных по сводчатым переходам, где в шкафах хранилось оружие, отпер наконец решетку и втолкнул их в узкий двор между двумя стенами:

— Прогуливайтесь себе на здоровье!

Начито с привычным подобострастием и угодливостью скривил рот:

— Чувствительно благодарны, дон Трини!

Дон Трини, с полнейшим равнодушием захлопнул решетку и запер ее на засов и на ключ. Уходя, крикнул:

— Если что потребуется и есть деньги — имеется лавчонка.

То и дело тяжко вздыхая, Начито читал настенные надписи, изукрашенные фаллическими изображениями. За его спиной неразговорчивый студент свертывал сигарету. В глазах его искрились насмешливые огоньки, а в уголках темных губ, цвета недозрелой тутовой ягоды, затаилась снисходительная улыбка. Там и сям прогуливались в одиночку заключенные. Отчетливо доносилось шипение бурлящих воли, которые, казалось, подтачивали фундамент. В тенистых углах росла крапива, а в прозрачной синеве неба кружилась стая черных зловещих стервятников. Стоя подбоченившись на кривых, расставленных циркулем ножках, Начито с упреком взглянул на студента:

— Ваша замкнутость не только не придает бодрости товарищу по несчастью, но может быть даже сочтена за невежливость и отсутствие должного великодушия. Как вас зовут, друг мой?

— Марко Аурелио.

— Что-то нас ждет, Маркито?

— Кто знает!

— А неплохо бы знать! Вон как шумят волны!.. Можно подумать, будто мы на корабле.

Форт Санта-Моника, бутафорский замок постройки эпохи вице-королей, возвышался на прибрежных скалах, обращенных к бескрайнему южному морю, чреватому циклонами и штилями. На парапете выстроились в ряд несколько старых мортир, словно проказой изъеденных селитрой; они пестрели арестантским бельем, развешенным на них для просушки. Сидящий на опрокинутом светильнике лицом к морю какой-то старик латал ветхое и жалкое свое одеяло. На самом высоком бастионе приблудная кошка охотилась за ящерицами, а на Пунта-Серпьентес солдаты проводили учения.