Возвратясь домой, я в хорошем настроении приступила к работе в школе и два последующих года была почти довольна жизнью.
Пропасть между нами образовывалась постепенно, складываясь, в сущности, из пустяков.
Мы нуждались в более просторной квартире. Наша стала тесной, прямо-таки негде было повернуться, а я уже ждала третьего ребенка: ясное дело, переезд назрел. Хорошо было бы, конечно, расширить наше жилье за счет мансарды, но семья столяра, занимавшая ее, и не помышляла о переезде.
Новая квартира сразу же не понравилась мне, несмотря на все кажущиеся преимущества. Придя туда, я была просто в ярости; все это происходило осенью, в ужасную погоду. У Отто было на примере по крайней мере еще семь квартир, а я позволила уговорить себя остановиться на этой. Хотя я заранее твердо знала, что мне никогда здесь не понравится.
Сама улица показалась мне крайне неприятной; обитатели ее – сплошь надутые мещане, живущие в уродливых крохотных виллах, окруженных запущенными садами с неизменными беседками, в которых никто никогда не сидит, с гранитными столбиками у входа и скучными фамилиями на дощечках, с кремовыми шторами и майоликовыми цветочными горшками на окнах. А если заглянешь в окна, непременно увидишь колонны, высокие лампы на полу и обязательно пальмы в кадках.
А Отто считал, что район просто замечательный, и когда я страдальчески повисла на его руке, он только заметил: «Ты сама виновата в своем состоянии, Марта. Нужно делать все так, как велит доктор».
Нам нужна была большая квартира. И именно такую, в два раза просторней прежней, мы заимели. Отто купил кожаную мебель для курительной комнаты и все захаживал в магазин, приглядывая мебель для гостиной; какой она должна быть, у нас не было единого мнения. Как-то во время вечерней прогулки в витрине одного магазина мы заметили большой мебельный гарнитур из красного дерева, который очень понравился Отто. «Это мебель в русском стиле», – заявил он, хотя одному Богу известно, с чего он это взял. Я согласилась, мне действительно понравилась обивка из тисненого бархата бирюзового цвета. В течение всей недели Отто загадочно вел себя, а однажды вечером привел на новую квартиру. В ней красовался «русский» гарнитур!
Родилась Ингрид. Наконец-то исполнилось задушевное желание Отто иметь дочку. Он был от нее в полном восторге, так много времени занимался ею, что это даже раздражало меня. Придя домой из конторы, даже прежде чем войти и поздороваться со мной, он шел в детскую. Мне казалось смехотворным, что такой большой мужчина ходит по дому с малышкой на руках и сюсюкает: «Ах ты моя холесая! А ну-ка давай дадим гадкой мамусеньке!» И он совал мне в лицо малышку, не обращая никакого внимания на то, чем я была в данный момент занята.
«О господи, что ты такое читаешь? – говорил он. – И охота тебе!»
«Тьфу, как мне надоела эта девчонка, прямо тошнит», – сказал однажды Эйнар, когда Отто по обыкновению носился с малышкой. Отто рассердился, а я только засмеялась и обняла Эйнара.
Когда Ингрид должна была вот-вот появиться на свет, я насовсем ушла из школы. Дела в фирме Отто шли просто отлично, а в первые годы нашей совместной жизни мы тратили совсем немного. Отто хотел, чтобы мне во всех отношениях жилось легко и удобно, чтобы мы могил себе позволить держать больше прислуги. Так что я снова смогла мноо читать, прослушала несколько лекций на интересующие меня темы, стала посещать несколько клубов и обществ.
Все это не нравилось Отто. Прямо он мне этого не говорил, но когда ко мне в гости приходила какая-нибудь дама, одна из приятельниц по кружку, то вел он себя не очень-то любезно, изображая домашнего тирана.
Как-то раз, когда у меня кто-то был в гостях и мы пили чай, рассуждая о чем-то, и на минуту смолкли, Отто вдруг спросил: «Мальчики! Я, кажется, что-то забыл сделать сегодня, что же это такое могло быть?» И мои сыновья с восторгом воскликнули в один голос:
«Ты забыл высечь мамочку!»
«Ах, вот что, напомни мне об этом вечером, Эйнар!»
Все трое хохотали от души. А потом он взял каждого за ухо, и со словами «а теперь все мужчины удаляются» они покинули комнату и, как стадо диких зверей, резвились в курительной комнате.
Однажды Отто пришел обедать домой, держа в руках щеночка, которого только что купил. Это был терьер, мы назвали его Пейк, и все ужасно привязались к нему. «Пейк гораздо лучше младшей сестрички!» – заявил как-то Халфред.
Бедненький Пейк! Он прожил у нас всего лишь полгода, а потом попал под лошадь. Отто пришлось самому пристрелить его. При этом и он плакал, и дети рыдали, и я заливалась слезами.
Читать дальше