Октав Мирбо - Дневник горничной

Он прищурил глаза, щелкнул языком, ударил себя по животу, и повторил еще громче и решительнее:

— Я ем все… Ем все, да!..

По тому виду, с каким капитан объявил об этом странном занятии, я заключила, что это был вероятно его конек… Мне захотелось, ради шутки, польстить ему…

— И вы правы, г-н капитан…

— Конечно… — ответил он не без гордости… — И я не только ем растения, но также и животных… Животных, которых никто не ест… Которых даже не знают… Я ем все…

Мы продолжали нашу прогулку по узеньким аллеям, среди цветущих клумб, где качались голубые, желтые, красные чашечки… И при виде цветов, мне казалось, что живот капитана подпрыгивает от радости… Он облизывал потрескавшиеся губы мокрым языком…

И продолжал:

— Я вам сознаюсь… Нет такого насекомого, птицы, червяка, которых бы я не пробовал есть. Мне случалось есть хорьков и змей, крыс, кузнечиков, лягушек… Я ел все… И это здесь всем известно… Когда находят животное, живое или мертвое, то говорят: «нужно показать капитану Можеру», приносят мне… и я его съедаю… В особенности зимою, в холода, попадается много неизвестных птиц… которые прилетают из Америки… или может еще откуда… Мне их приносят и я их ем… Держу пари, что на всем свете не найдется человека, который бы на своем веку съел столько вещей, как я… Я ем все…

Окончив прогулку, мы вернулись к акациям. Я уже собиралась прощаться, когда капитан воскликнул:

— Ах!.. Я вам покажу что-то очень интересное, чего вы наверное никогда-не видали.

И закричал зычным голосом:

— Клебер!.. Клебер!..

Между этими восклицаниями он вставил:

— Клебер, это мой хорек, феномен…

И снова позвал:

— Клебер!.. Клебер!..

Тогда на ветке над нами, среди зеленых и золотящихся листьев, показалась розовая мордочка и два маленьких, черненьких глазка, очень живых и подвижных…

— Ах!.. Я так и знал, что он здесь… Ну-ка сюда, Клебер!.. Пст!..

Зверек полез по ветке, спрыгнул на ствол и осторожно слез, цепляясь когтями за кору. Его тело, покрытое белой шерстью с рыжими пятнами, грациозно извивалось, точно тело змеи…

Сойдя на землю, он двумя прыжками очутился на коленях капитана, который радостно принялся его ласкать…

— Ах!.. Милый Клебер!.. Ах!.. Прелестный мой маленький Клебер!..

И обращаясь ко мне;

— Вы когда-нибудь видели такого ручного хорька?.. Ходит за мной по саду, повсюду, точно собачонка… Стоит мне только позвать… и он уже здесь, тотчас вертит хвостом, подымает мордочку… Он ест с нами, спит с нами… Даю вам слово, что люблю этого маленького зверька, как человека… Слушайте, мадемуазель Селестина, я бы за него не взял трехсот франков… Я бы не отдал его за тысячу франков… За две тысячи… Пст — Клебер…

Зверек поднял голову и посмотрел на хозяина: потом вскарабкался на него, влез на плечи, и после тысячи игривостей и ласк, обернулся вокруг шеи капитана, точно фуляр… Роза молчала… Она казалась раздраженной.

Вдруг адская мысль сверкнула у меня в мозгу:

— Держу пари, — воскликнула я, — держу пари, что вы не съедите вашего хорька…

Капитан посмотрел на меня с глубоким изумлением, затем с бесконечной грустью… Глаза его сделались совершенно круглыми, губы дрожали.

— Клебер, — пробормотал он… — Съесть Клебера?

По видимому перед ним, который ел все, еще никогда не поднимался этот вопрос… Перед ним словно открывался новый мир, который тоже можно было съесть.

— Держу пари, — беспощадно повторила я, — что вы не съедите вашего хорька?..

Капитан поднялся со своей скамьи растерянный, взволнованный, потрясенный… В нем было заметно страшное возбуждение…

— Повторите-ка еще!.. — пролепетал он.

И я повторила третий раз, настойчиво отделяя каждое слово:

— Держу пари, что вы не съедите вашего хорька!..

— Я не съем моего хорька?.. Вы говорите, что я не съем его?.. Да, вы это говорите?.. Ну хорошо, вы увидите… Говорю вам, я ем все…

Он схватил хорька. Одним резким ударом, как ломают хлеб, он переломил несчастному зверьку ребра, и бросив его, умершего без одной судороги, без одного движения, на дорожку, закричал Розе:

— Ты мне приготовишь из него вечером фрикасе!..

И жестикулируя, точно помешанный, скрылся в дом… Несколько минут я ощущала невероятное отвращение. Ошеломленная своим гнусным поступком, я поднялась, чтобы уйти, вся бледная… Роза проводила меня… Она смеялась:

— Я не сержусь на то, что случилось, — сообщила она мне… — Он слишком любил своего хорька… а я не хочу, чтобы он кого-нибудь любил… Я и то нахожу, что он слишком любит свои цветы…