Октав Мирбо - Дневник горничной

— Значит, до воскресенья, отец Пантуа…

— До воскресенья, г-н Ланлэр.

— Будьте здоровы, отец Пантуа…

— И вы тоже, г-н Ланлэр…

— А тридцать франков… Я от них не отказываюсь…

— Вы очень добры…

И старик, согнувшись и ковыляя, повернул в выходу и исчез во мраке сада…

Бедный барин!.. Должно быть, получил нагоняй…

А что касается отца Пантуа, если он когда-нибудь получит свои тридцать франков… то можно сказать, что он родился под счастливой звездой…

Я не на стороне барыни… Но я нахожу, что барин поступает неправильно, пускаясь в такие фамильярности с людьми низшего круга… Этого не следует…

Я знаю, что жизнь у него не веселая… И что он из нее выкручивается, как может… И не всегда это ему удается… Когда он возвращается с охоты грязный, мокрый, напевая, чтобы придать себе храбрости, барыня встречает его чрезвычайно сурово.

— Ах! Очень мило оставлять меня одну, на весь день…

— Но ведь ты знаешь, милочка…

— Замолчи…

Она пилит его целыми часами, нахмурив лоб, поджав губы… Он ходит за ней по пятам… Трепещет, бормочет извинения…

— Но, милочка, ты ведь знаешь…

— Оставь меня в покое… ты мне надоел…

На следующий день барин, понятно, никуда не выходит, а барыня кричит:

— Чего ты бродишь по дому, точно душа грешника?

— Но, милочка…

— Ты бы лучше сделал, если бы скрылся, отправился бы на охоту… куда-нибудь, к дьяволу!.. Ты меня раздражаешь… действуешь мне на нервы… убирайся!..

Так что он никогда не знает, что ему делать, уходить или оставаться, быть здесь или в другом месте!

Задача трудная, но так как барыня в обоих случаях ругается, то барин обыкновенно решает скрыться…

По крайней мере, он не будет ее слышать…

Ах! Поистине, он достоин сожаления!

Как-то утром, развешивая на заборе белье, я заметила в саду барина. Он занимался тем, что привязывал к палочкам георгины, прибитые ночным ветром к земле… Барин часто работает в саду, когда не выходит из дому до завтрака; по крайней мере, он делает вид, что чем то занят на грядках. Все-таки это его отвлекает от тоскливой атмосферы дома… По крайней мере, в эти моменты никто его не ругает… Без барыни он совсем другой. Физиономия проясняется, глаза начинают блестеть… берет верх его природная веселость. Говоря по правде, он совсем не противный…

Дома он почти со мной не говорит, и, занятый своими мыслями, не обращает на меня никакого внимания… Но на дворе он никогда не пропускает случая бросить мне ласковое слово, если уверен, что барыня его не подстерегает.

Если он не смеет со мной заговорить, то смотрит, и взгляд его красноречивее слов. Во всяком случае, меня забавляет всячески его дразнить… И хотя я не приняла относительно него никакого определенного решения, но кружу ему голову напропалую…

Проходя мимо него по аллее, где он работал, нагнувшись над своими георгинами, я сказала, не замедляя шага:

— О! Как барин сегодня работают!

— Ну да! — говорит он… — Эти проклятые георгины! Посмотрите!

Он пригласил меня минутку постоять…

— Ну как, Селестина?.. Надеюсь, вы здесь совсем обжились?..

Опять этот вопрос! Он совершенно не умеет завязать разговора!.. Чтобы сделать ему удовольствие, я отвечала с улыбкой:

— Конечно, барин, я теперь привыкла…

— В добрый час… Это хорошо… Это недурно…

Он внезапно поднялся, окинул меня нежным взглядом, повторяя: «это не плохо» и, вероятно, мысленно подыскивая в это время что-нибудь более остроумное… Вынул изо рта травинки, которыми подвязывал стебли, и, расставив ноги, упершись ладонями в бедра, посмотрел на меня до непристойности пристально и воскликнул:

— Держу пари, Селестина, что вы таки в Париже куролесили? Ну, сознайтесь, ведь куролесили!..

Я этого не ожидала… Мне страшно захотелось расхохотаться, но я целомудренно опустила глаза с рассерженным видом, и стараясь, как подобает, покраснеть, сказала тоном упрека:

— Ах, барин!..

— Ну что!.. — продолжал он… — Такая красавица, как вы… С такими глазами!.. Ах! Должно быть, таки вы куролесили!.. И тем лучше… Я сам, черт побери, за то, чтобы забавляться!.. Я сам стою за любовь, клянусь вам дьяволом!..

Барин чрезвычайно оживился… Я заметила самые явные признаки любовного возбуждения во всей его плотной мускулистой фигуре. Он весь пылал… Желание сверкало у него в зрачках… Я подумала, что нужно вылить на это пламя хороший ледяной душ, и сказала очень сухим и сдержанным тоном:

— Барин ошибаются… Барин думают, что имеют дело с таковской… Барин должны знать, что я честная девушка…