Октав Мирбо - Дневник горничной

И прибавила после паузы:

— К слову сказать, он вам этого никогда не простит. Это человек, которого не следует раздражать… Еще бы… бывший военный!..

Через несколько шагов:

— Послушайте, милочка… на ваш счет уже начинают чесать языки. Говорят, что вас недавно видели в саду с г-м Ланлэром, это очень неосторожно, поверьте мне. Он вас наградит, если уже не… Во всяком случае обратите внимание… Помните, что с этим человеком… с одного раза… хлоп!.. ребеночек…

И запирая за мной калитку:

— Итак… до свидания! Нужно идти готовить фрикасе…

Весь остальной день мне чудился труп злосчастного хорька на дорожке сада…

Вечером, за обедом, когда подали десерт, барыня сказала мне очень сурово:

— Если вы любите сливы, вы должны у меня просить… Я могу вам дать сама… но я запрещаю брать тайком…

Я отвечала:

— Я не воровка, барыня… и слив не люблю.

Барыня настаивала:

— Говорю вам, что вы взяли сливы…

Я возразила:

— Если барыня считают меня воровкой, пусть дадут мне расчет.

Барыня вырвала у меня из рук тарелку со сливами.

— Барин съел утром пять… было тридцать две… а теперь только двадцать пять… значит, вы стащили две… чтобы этого больше не было!..

Это была правда… я съела две… Она их сосчитала…

Нет!.. Еще никогда в жизни!..

28-ое сентября.

Умерла моя мать. Сегодня утром письмо с родины принесло мне это известие. И хотя я видела от нее одни пинки, меня огорчило это известие и я плакала, плакала, без конца. Видя меня плачущей, барыня спросила:

— Это еще что за штуки?..

Я отвечала:

— Моя мать, бедная моя мать, умерла!..

Тогда барыня обычным тоном:

— Это несчастье… но я не могу вам помочь… во всяком случае, не следует, чтобы работа от этого стояла…

И это все… Ну, конечно! Да!.. Барыня от доброты не лопнет…

Больше всего меня огорчило то, что я нашла соотношение между смертью моей матери… и убийством несчастного хорька. Я подумала, что это было наказание свыше, и что мать моя может быть не умерла бы, если бы я не заставила капитана убить бедного Клебера. Напрасно я утешала себя, говоря, что мать моя скончалась раньше хорька, ничего не помогало… и мысль эта, как неумолимый голос совести, преследовала меня весь день…

Мне бы хотелось туда поехать… Но Одьерн, это так далеко, у черта на куличках!.. к тому же нет денег. Из своего первого жалованья я должна буду заплатить в рекомендательную контору; и у меня даже не хватит на уплату тех маленьких долгов, которые я сделала, когда гранила мостовую…

И затем, к чему собственно ехать? Брат мой, матрос, теперь, вероятно, в Китае, потому что уже очень давно не получалось от него известий… Сестра Луиза?.. Где она теперь?.. Не знаю… С тех пор, как она бросила нас, уехав с Жаном Дюфом в Конкарно, об ней ничего не слышно… Должно быть, ветер ее носит по всему свету, черт знает, где!.. Может быть она в «доме», может быть тоже умерла. И может брата моего тоже нет в живых…

Да, зачем мне туда ехать?.. К чему?.. Никого у меня там нет; после матери конечно ничего не осталось… Всего скарба, который у нее был, вероятно не хватит на уплату долгов в кабак.

Право, это кажется нелепым… Пока она была жива, я почти никогда о ней не вспоминала… Никогда не хотелось мне ее видеть… Писала я ей только, когда меняла места, исключительно для того, чтобы сообщить ей мой адрес… Она меня столько колотила… столько зла я натерпелась от нее, видя ее постоянно пьяной!.. И когда я вдруг узнала, что она умерла, душа у меня омрачилась, и я чувствую себя более одинокой, чем когда-либо…

И мне вспоминается странно-отчетливо мое детство… Предо мной встают все люди и обстоятельства, среди которых я начинала суровую школу жизни… Ах! Слишком много горя у одних, слишком много счастья у других… Нет на свете справедливости!..

Помню одну ночь — я была еще совсем крошкой — но все же помню, как мы были внезапно разбужены сигналом спасательной лодки. О! эти сигналы в бурную ночь, как они зловещи!..

Со вчерашнего дня бушевала буря, пристань была вся покрыта бешеной белой пеной; только несколько шлюпок могло причалить… Остальные, несчастные остальные были обречены на верную гибель…

Зная, что отец ловит рыбу в окрестностях Сейнского острова, мать о нем не беспокоилась… Она думала, что он, как случалось раньше, причалил к острову… Но услыхав сигнальный рожок, она все-таки поднялась вся бледная, дрожащая… наскоро закутала меня в большой шерстяной платок и побежала к молу… Сестра Луиза, уже взрослая, и младший брат бежали за ней, крича: