Михаил Коцюбинский - Повести рассказы. Стихотворения. Поэмы. Драмы

Тем золотом, что римляне сдирают
С порабощенных, даже с нас самих.

Не сам же Меценат его сдирает.
Ты, получив отцовское наследство,
Не спрашивал, кто, как его добыл.

Я знал — оно добыто было честно.

Так, верно, думает и Меценат
О том наследстве, что отец оставил.
Немало он Элладе возвращает,
А ты его за это ненавидишь.
По-твоему, так нужно, чтоб у нас
Произведения искусства чахли,
Чтоб с голоду творцы изнемогали,
Чтоб мрамор плесень ела, струны — ржа,
Чтоб эллины, как варвары, тупели,
Все для того, чтоб Риму не служить?

Довольно служат им, а я не буду.

Никто тебя служить не принуждает.
И разве презирает Меценат
Тебя, к себе как гостя приглашая?

Как гостя? Думаешь и в самом деле,
Что Меценат певца зовет к себе
На оргию для дружеской беседы,
А не для пения гостям в усладу?

А если б ты и спел гостям немного?
Там все равно твои звучали песни.

Но я тут ни при чем.

Как «ни при чем»?
Ты дал ученикам списать те песни
И, значит, сам их выпустил на свет.
А то, что римлянин их оценил
Получше земляков, — другое дело,
Вини, коль хочешь, в этом Мецената.
Теперь в Элладе только тот прославлен,
Кого похвалит Рим. Коринф оценит
Певца, когда его он потеряет.
Когда б ты в Рим собрался с Меценатом
И там стяжал заслуженный триумф, —
Ведь Рим умеет прославлять таланты! —
А после этого в Коринф вернулся,
Родные лавры вешнею травою
Тебе бы под ноги тогда стелились.

Топтать родные лавры не хочу я.
Триумфы в Риме — для меня позорны.

Чего ж ты ждешь?

На родине признанья
Без помощи захватчиков любезных.

Когда ж оно придет? Когда умрешь?
Посмертной славой жить — удел обычный
Таких певцов, как ты. Пока живут,
Никто о них не знает, их не слышит,
Как будто похоронены в могиле.
Уйдя глубоко в мысли и мечтанья,
Певцы такие словно недвижимы,
А мимо вакханалией несется
Цветами разукрашенная жизнь,
Бросает розы и венки из лавра
Тому, кто их подхватит на лету.
А вот таким, как ты, достаться могут
Надгробные венки из вялых листьев.
Уж не собрался ль ты повергнуть Рим
Могильной неподвижностью такою?
Будь я, как ты, его б я ослепила
И гением Эллады и своим,
На всех бы сценах царствовала я,
Все форумы и портики взяла бы,
Мое бы имя прозвучало громче,
Чем имя Цезаря. Была бы это
Победа подлинная!

Все б сказали:
«Каких певцов купить умеет Рим!
Совсем уже Эллада обнищала!»
(Берет в руки лавровый венок Эвфрозины.)
Нерисса, вот единственный венок,
Который я стяжал, но он дороже,
Чем все твои хваленые триумфы.
И коль на гроб венки такие лягут,
Так что ж, пускай скорей приходит смерть!

Антей, пойми! Я больше не могу
Терпеть все это. Можно задохнуться
В могильном воздухе у нас в дому.
Хоть одному из нас быть нужно в свете.
Я так тебя люблю, что я согласна
На то, чтоб славою твоею жить,
Но не могу я жить совсем без славы —
Я эллинка!

И хочешь добиваться
У римлян этой славы?

Пусть у них
Иль у других, но мне потребна слава,
Как хлеб, как воздух, как вода. И если
Ты для меня того добыть не можешь,
Что мне дороже жизни, я сумею
Сама добыть, а только умирать
Я не хочу, — еще я молодая.

Так чем же ты себе добудешь славу?

Тем, чем добыл бы ты, — своим искусством.

Ты все-таки пойти на сцену хочешь?
(После паузы.)
Ну, что ж, Нерисса, я скажу открыто —
Когда тебя туда влечет не прихоть,
А муза Терпсихора, я не смею
С богиней состязаться. Может, правда,
Ты для Коринфа возродить сумеешь
Таинственные игры Диониса {89} .

О нет, не для Коринфа! Знай, меня
Не здешние рукоплесканья манят.
Хочу, чтоб первенство живой Нериссы
Над каменною Терпсихорой было,
Когда она Танагры танец спляшет
У Мецената нынче.