Велимир Хлебников: Том 4. Драматические поэмы. Драмы. Сцены

Бежим, дитя, бежим за ели,
Где вороны овна заели.

Тетенька, милая, тетенька, тише,
Здесь камни, здесь больно, мне трудно и выше.

Здесь озеро блещет
И волнами плещет.

О, сын мой любимый, сыноня,
Или стал милым Юноне?
Он кроток и тих. Какая в нем корысть?
Уж лучше взяла бы трясуха иль хворость.

Кто это там? Опять твоя мать?
Она не устанет меня проклинать.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Здесь золотые цветут травы
И белые купавы.

Прекрасная тетя, зачем ты снимаешь?
Не надо, не надо, родная.

Красный ребенок, не понимаешь –
Смою я грязь, в воде погружая.

Всё же снимай. Видишь, и я –
Чиста, прекрасна, как влаги струя.

Домой ты придешь, и нас будут бранить,
Если не вымоем каждую нить.

Я сделаю все, что ты хочешь!
Тетя, русалка, – зачем ты щекочешь?
Не надо, не надо, родимая,
Я слезы на личице вымою.

Чьи жемчуг-зубки сделал токарь,
Ты бел и нежен, как этот осокорь.

Сюда, сюда, куда веду,
В вилы и косами встретьте
Шлюху ту гордую, что на беду
Сына завабила в сети.

О, проклята, проклята буди,
Пусть хворью покроются вечные груди!

Кто это там? опять твоя мать?
Она не устанет по сыну рыдать.

Где зеркальный водоем
Весь сокрыт в плакучих ивах,
Там Юнона и сын мой вдвоем
Предаются делу красивых.

То к нам уже идут, то к нам уже идут.
Мальчик, нам хорошо тут?

С дрекольем идите все сразу и вместе,
Вперед образа.

Да не дрогнет рука.
Так хочет дело мести.

Сюда идите! Здесь вон они
Между осинок, в роще, в тени.

Она из облаков спустилась
И, за руку схватив, бежать пустилась.
Коса по ветру развевалась,
И ноги пыли пальцами касались.
Он жалобно просил ее идти потише,
Но она не слушалась,
И скоро в роще ближней,
Хищно озираясь, скрылась.
Сегодня среда, и хоть грех убивать,
Да нужно!
Вот где их стонов и воплей кровать!
Ну же, друзья мои, сразу и дружно,
Дрекольями дружно коли!
А вы: раз, два – пли!

Сына целует бедная мать,
К плечам прижала седым.
Но мертв он. Вотще подымать,
Веки бессильны, как дым.

А сквозь ругань, крик «ура» –
Высокомерна и красива,
К небу вздымалось, меньше пера,
Голубооблачное диво.

Скакала весело охота,
Вздымала коней на дыбы,
И конник и пехота,
Дружина и рабы.
Дрожал, смеясь, веселый рог,
Ему звенел поющий лес
И улыбался всем Сварог.
Смеясь, на землю Леший слез.
Олень, предсмертно взвившись в высоту,
Вдоль поля поскакал,
И люди с бешенством стонали: «Голубушки, ату!»
С их щек пот ярости стекал.
Дичь за плечами всех ясна:
И вепри есть и козы.
Скакала весело княжна.
Звенят жемчужные стрекозы.

Белун стоял, кусая ус,
Мрачно беседуя с собой:
«Ну что же, русских бог, ну что же, ну-с!
Я уж истомлен упорною борьбой».
К нему по воздуху летит Стрибожич,
О чем-то явственно тревожась.
«Ну что же, мальчик, какие вести?» –
Молвил Белун, взгляд глаз вперяя долгий.
Тот залепетал ему о праве мести
И о славян священном долге.
«В знати и черни
Колышет тела
Призыв вечерний
– Колокола.
От смердича и до княгини
Старая вера
Везде, видел я, гинет.
– Кера! Кера!»
Пылали глаза
Священной угрозой.
Медлит гроза.
Право мороза.
Взор ледяной, недвижный лун,
Вонзает медленно Белун.
И думает: «Робичичем быть побежденным?
Признать рожденн<���ого> рабой?
Нет! Кем бы мы ни побеждены,
Мы еще померяемся с судьбой!»