Велимир Хлебников - Том 4. Драматические поэмы. Драмы. Сцены

«Мы боги, – мрачно жрец сказал
И на далекие чертоги
Рукою сонно указал. –
Холодным скрежетом пилы
Распались трупы на суставы,
И мною взнузданы орлы,
Взять в клювы звездные уставы.
Давно зверь, сильный над косулей,
Стал без власти божеством.
Давно не бьем о землю лбом,
Увидя рощу или улей.
Походы мрачные пехот,
Копьем убийство короля,
Послушны числам, как заход,
Дождь звезд и синие поля.
Года войны, ковры чуме
Сложил и вычел я в уме.
И уважение к числу
Растет, ручьи ведя к руслу.
В его холодные чертоги
Идут изгнанницы тревоги.
И мы стоим миров двух между,
Несем туда огнем надежду.
Все ж самозванцем поцелуйным,
Перед восшествием чумы,
Был назван век рассудком буйным.
Смеется шут, молчат умы.
Наукой гордые потомки
Забыли кладбищей обломки.
И пусть нам поступь четверенек
Давно забыта и чужда,
Но я законов неба пленник,
Я самому себе изменник,
Отсюда смута и вражда.
Венком божеств наш ум венчается,
Но кто в надеждах жил, отчается.
Ты – звездный раб,
Род человеческий! –
Сказал, не слаб,
Рассудок жреческий. –
И юность и отроки наши
Пьют жизнь из отравленной чаши.
С петлею протянутой столб
И бегство в смерти юных толп.
Всё громче, неистовей возгласы похоти
В словесном мерцающем хохоте.
О, каменный нож
Каменных доек!
– Пламенный мозг,
– То молодежь!
Трудился я. Но не у оконченного здания
Бросаю свой железный лом!
Туда, к престолу мироздания,
Хочу лететь вдвоем с орлом!
Чтобы, склонив чело у ног,
Сказать: устал и изнемог!
Пусть сиротеет борозда,
Жреца прийми к себе, звезда!»

Юноша светел
Небо заметил.
Он заметил, тих и весел,
Звезды истины на мне.
Кошелек тугой привесил,
Дикий, стройный, на ремне.
К кошельку привесил ножик,
Чтоб застенчиво и впредь
С ним веселых босоножек
Радость чистую смотреть.
С ним пройдуся я, скача,
Рукавом лицо ударив,
Для усмешки отроча,
Для веселых в сердце зарев.

Косы властны чернотой,
Взор в реснице голубой,
Круг блистает золотой,
Локоть взяв двойной длиной.
    Кто ты
С взором незабудки?
Жизнь с тобой шутила шутки.

Твои остроты, Жрец, забавны.
Ты и я – мы оба равны.
Две священной единицы
Мы враждующие части,
Две враждующие дроби.
В взорах розные зеницы.
Две как мир старинных власти
Берем жезл и правим обе.
Ты возник из темноты,
Но я более, чем ты.
Любезным сделав яд у ртов,
Ты к гробам бросил мост цветов
К чему, товарищ в час резни?

Поостерегися… не дразни…
Зачем смеешься и хохочешь?

Хочешь?
Стань палачом,
Убей меня, ударь мечом!
Рука подняться не дерзает?
На части тотчас растерзает
Тебя рука детей, внучат,
На плечи, руки и куски.
И кони дикие умчат
Твой труп разодранный в пески.
Ах, вороным тем табуном
Богиня смерти, гикнув, правит.
А труп, растоптан скакуном,
Пуазами землю окровавит.
Ведай, знай: сам бог земной
Схватит бешено копье
И за честь мою заступится.
Ты смеешься надо мной,
Я созвучие твое,
Но убийцы лезвие,
Наказание мое,
Пеной страшною окупится.
Узнает город ста святош,
Пред чем чума есть только грош.
Замажешь кровью птичьи гнезда,
И станут маком все цветы.
И молвят люди, скажут звезды,
Был справедливо каран ты.
След протянется багровый,
То закон вещей суровый.
Узнай, что вера – нищета,
Когда стою иль я иль та.
Ты, дыхание чумы,
Веселишь рабынь умы!
С ним же вместе презираю
Путь к обещанному раю.
Ты хочешь крови и похмелий!
Рабыня я ночных веселий!