И с товарищами вместе
В пыль горячую он ляжет
Среди улицы, так просто,
И начнет болтать, болтать…
Даже рты поразевают
Кекко, Джанни, Паолино:
Ведь они всему поверят,
Племя «раков сухопутных».
Сколько он чудес расскажет!
И про змей подводных страшных,
И про турок-людоедов,
Про Великого Могола.
А они ему за это
Самых сладких апельсинов
Непременно наворуют
У епископа в саду…
Тут его матрос ударил
По плечу, ругнув сердито:
«Да уйдешь ли ты с дороги?!
Вот душа без покаянья!»
У костра с другими рядом
Опустился он покорно
И к огню, как на молитве,
Протянул худые руки.
Легкий стан тихонько сгорбил
И застыл с лицом печальным,
Лишь в глазах перебегают
Яркоогненные искры.
Ох, когда б скорее, мальчик,
Все мечты твои свершились,
Чтоб завидовать не стал им
Злой какой-нибудь божок…
<17 января 1911 г.
Стоянка в море близ Самсуна>
Эпилог
Перевод Н. Славинской
Кто не жил средь буйства бури,
Тот не знал цены и силе,
Тот не знал, как вечно люди
И борьбу и труд любили.
Кто не жил средь буйства бури,
Тот не ведал и веселья,
Тот не знал и горькой муки
Обреченных на безделье.
Как я завистью горела
К людям, преданным боренью,
До поры, пока усталость
Их сражала на мгновенье.
День и ночь они на вахте,
Долог труд, а смена кратка,
День и ночь они в работе
Силы тратят без остатка.
Верно, им тогда казалось,
Что страшней не сыщешь муки…
Ох, борцы, когда б вы знали,
Как томят в бессилье руки!
Как лежать в постели тяжко
Скорбным пасынком недоли,
Положась на милость бури,
На чужой талант и волю.
Чем же тешиться такому?
Только думою своею…
Вы, борцы, ее примите.
Это все, что я имею.
15–21 января 1911 г. Черное море,
близ Анатолии
«Кто вам сказал, что я хрупка…»
Перевод С. Маршака
{52}
Кто вам сказал, что я хрупка,
Что с долей не боролась?
Дрожит ли у меня рука?
И разве слаб мой голос?
А если были в нем слышны
И жалобы и пени,
То это бурный плеск весны,
Не мелкий дождь осенний.
А если осень… Не беда,
Цветет ли кто иль вянет.
Увянув, ива у пруда
Злато-багряной станет.
Когда же саваном зима
Накроет лес раздетый,
Цветам на гроб она сама
Рассыплет самоцветы.
Что ж, буду жить я, как живет
Волна в часы покоя —
Как будто спит поверхность вод,
Но море ждет прибоя.
<21 января 1911 г. Перед Босфором>
В годовщину
Перевод Л. Длигача
{53}
Не он один ее любил.
Во славу Украины
Писали звучные стихи
И яркие картины.
Ловили звонкий смех ее,
Улыбки, шутки, пляски,
Сплетали в пестрые венки
Ее живые сказки.
Тот в ней лелеял старину,
Тот грезу молодую, —
Он первый полюбил ее,
Как мать свою родную.
Пусть мать убога и стара,
Бедна, темна, гонима,
Но сыном преданным она
По-прежнему любима.
Пускай она в кромешной тьме
Бредет, полуживая, —
Как рана, в нем горит любовь,
Горит, не заживая.
Видала родина не раз,
Как ветреники эти
Под вечер забывали все,
Что пели на рассвете.
С ее дарами шли к другой,
Спеша склонить колено;
Такие люди не могли
Любить самозабвенно.
В нем первом научая любовь
Пылала, словно рана,
Он шел в неволю за нее,
Служил ей без обмана.
Все тяготы перенесла
Любви сыновней сила,
Того великого огня
И смерть не погасила.
<8 марта 1911 г.>
Трагедия
Перевод Н. Ушакова
Рыцарь чувствует, сражаясь,
Что он ранен в грудь смертельно,
Прижимает панцирь к сердцу,
Чтобы кровь остановилась!
А прекрасной даме видно, —
Побледнел ее любимый,
Он рукою грудь сжимает,
Дама шлет слугу поспешно.
«Господин, вас просит дама
Хоть на миг покинуть битву,
Чтобы вашу рану, рыцарь,
В башне мы перевязали.
Там у нас бальзам целебный,
Там и мягкие повязки,
Там давно для господина
Белая постель готова».
«Друг слуга, скажи спасибо
Даме, что тебя послала, —
Мне воспользоваться трудно
Приглашением любезным.
Читать дальше