Ахмед Танпынар - Покой

Ихсан подозрительно посмотрел на племянника:

— Что это еще за воодушевление, Мюмтаз? Ты прямо как верящий в цивилизацию человек из девятнадцатого века.

— Вовсе нет. Я не верю, что противоречия разрешатся. Мы постоянно будем погибать и умирать. Мы постоянно будем жить под угрозой. Признаться, мне нравятся трагедии. Главное наше величие заключается в смелости, которую мы проявляем перед осознанием смерти.

— Мюмтаз хочет написать стихотворение о том, как мы прошли путь от гориллы к человеку.

— Да, именно от гориллы к человеку. Хорошо, что ты напомнил. Та война, о которой ты мечтаешь, — о ней я расскажу в конце этого стихотворения. «Уж как докажут тебе, например, что от обезьяны произошел… » Достоевский лучше всех видел тупик, в котором мы находимся. — Ихсан поставил свой стакан на стол, не отпив. — Война, о которой ты мечтаешь, именно туда нас и приведет. Пусть пройдут еще две мировых войны, и не останется ни культуры, ни цивилизации. Мы навсегда потеряем идею свободы.

— Об этом я знаю. Но нищета нашего духа и нищета, которая нас окружает, наша привычка пользоваться человеком как вещью и страх, порожденный ею… Теперь задумайтесь. Какая трагедия знать, что все это — необходимые стороны жизни. Все говорит о том, что приближается конец эпохи. И я жду этого, даже если разразится катастрофа.

— Сдачу оставь себе…

Адиле злобно посмотрела на мужа и тихо, однако так, что в ее голосе звенело острое желание мести, прошептала:

— Ты что, деньги на улице собираешь?

Сабих нежно, но многозначительно посмотрел на жену. Он догадывался, почему она весь день на все злится. «Сяду куда-нибудь, не буду вмешиваться в разговор. Хозяева пусть сами с ней разбираются!» Со временем он привык к жене как к старому автомобилю, все неполадки которого хорошо знакомы. Автомобиль останавливается там, где ему вздумается, иногда у него совершенно отказывают тормоза, он сам собой меняет передачи, иногда мчится во весь опор. Обязанность Сабиха заключалась в том, чтобы этот старый автомобиль не попал ни в какую аварию. На самом деле, Адиле была хорошей женщиной, и он к ней привык. Жить с ней было спокойно. Правда, этого спокойствия Сабих добился с помощью серьезных жертв. Чтобы обеспечить себе комфорт, ему пришлось отказаться почти от половины своих личных свойств. «А как можно жить, когда нет половины тебя самого?»

Извозчик, довольный полученными чаевыми, проехал мимо Адиле, сделав широкий вольт, так что пшеничного цвета циновка и красочный козырек повозки блеснули в лучах солнца. Адиле на мгновение задумалась, стоит ли таким прекрасным весенним утром считать оскорблением в свой адрес этот разудалый вольт и довольные морды хорошо откормленных лошадей, а затем быстро зашагала прочь, яростно стуча каблуками, словно хотела продырявить и так расплавившийся на солнце асфальт. Однако перед ней оказался каменистый, ухабистый спуск. Так что ей пришлось остановиться и подождать Сабиха, чтобы взять его под руку: «На таких высоких каблуках!» Туфли она купила только вчера, и ей не хотелось, чтобы они тут же развалились на этих камнях: «Пусть хоть на это сгодится мой муж!» Сабих не стал упускать подаренную судьбой возможность примирения. Он даже не преминул пожать руку жены нежным щекочущим движением, которым мастерски овладел за тринадцать лет совместной жизни, хотя разум его в тот момент был занят обнаженными ногами крупной девушки, вытянувшейся в шезлонге на веранде дома, мимо которого они проходили. «Как бы то ни было, мы в гостях…» И он тихонько прошептал ей на ухо: «Благополучие Мюмтаза в опасности… Что скажешь?» Его не интересовал эффект, который произведет на Адиле эта единственная фраза. Он знал, что в ту минуту лицо его жены скривилось, как устрица в лимонном соке, а плечи задрожали мелкой дрожью. Но он продолжил сжимать руку Адиле лишь для того, чтобы возместить намеренно причиненное страдание; правда, его нежность к супруге ограничилась только этим пожатием. — В опасности! Ведь ясно, что и Нуран почувствовала к нему влечение… — Тут он внезапно и решительно, с жестокосердием, намеренный довести пытку до предела, добавил: — А может, они знают друг друга давно, а перед нами разыграли комедию?

— Ай Аллах, вряд ли, не думаю… Где уж им до такого додуматься. Да и зачем?

— Но ты видела, даже девочка заметила.

— Конечно, бедный ребенок… — Тут Адиле всем телом прижалась к Сабиху, пока ее сердце разрывалось на части от жалости к дочери Нуран: — Самое странное, что в наше время совершенно спокойно можно оказывать знаки внимания при первой возможности… Ах, ну что за женщины бывают! А бедный дурень Мюмтаз внезапно получил на свою шею одни неприятности…