Ахмед Танпынар - Покой

Нури возразил:

— Разве мы не все примерно одинаковы?

Четверо друзей очень любили Мюмтаза, и вся компания не могла расстаться со времен учебы в Галатасарайском лицее; теперь же друзьям хотелось выгородить Мюмтаза.

Суат отмахнулся:

— Я, конечно, шучу… Я всегда так злил Мюмтаза. Ведь я его хорошо знаю. Мы родственники. Хотите правду? Я вообще часто задаюсь вопросом, читает ли кто-то так же много, как и мы?

Фахри придерживался совершенно иного мнения:

— Конечно! Вот, например, европейцы, они читают гораздо больше нас. И читают сразу на нескольких языках. Проблема не в том.

— Но проблема все-таки есть. Мы не удовлетворены тем, что мы читаем.

Мюмтаз внимательно смотрел, как в его стакане тает лед и бесцветный алкогольный напиток постепенно мутнеет, словно обогащаясь, как вода бежит внутри него, словно по мраморным сосудам. Жидкость в стакане теперь не была абсолютно чистой, неразбавленной.

— Ну что, выпьем, ребята! — громко сказал он. А затем повернулся к Суату. — Проблема заключается в том, что книги, которые мы читаем, никуда не зовут нас за собой. Когда мы читаем о себе, мы знаем, что бродим на полях жизни. Запад удовлетворяет нас только тогда, когда мы вспоминаем, что мы граждане мира. Короче говоря, большинство из нас читает так, будто бы отправляется в путешествие и пытается убежать от собственного «Я». Проблема заключается в этом. Между тем мы сейчас переживаем такое время, когда нужно создать новую форму жизни, предназначенную только для нас. Я думаю, что Суат говорит именно об этом.

— Да, одним махом нужно стряхнуть все старое и новое, отбросить все, что можно. Ни поэт де Ронсар, ни поэт Физули… [59] Пьер де Ронсар (1524–1585) — французский поэт эпохи Ренессанса, гуманист, патриот Франции, автор лирических стихотворений любовного и философского содержания; Физули (Фузули), Мухаммед ибн Сулейман (ок. 1494–1556) — классик османской и азербайджанской литератур, родом из Ирака, автор лирических газелей и поэм любовно-философского содержания, «восточный гуманист».

— Возможно ли это? — тут Мюмтаз опять подумал о волосах Нуран: «Неужели у нее так всегда спадают волосы… Неужели она постоянно руками отбрасывает их назад, поправляя?»

Суат слушал его, ничего не подозревая о волосах Нуран:

— А почему же невозможно?

— Потому что… — невозможным на самом деле был сейчас этот разговор. «Я вроде бы здесь, на острове! И она тоже здесь… Насколько же мы далеки друг от друга… Даже если мы будем в одном доме в разных комнатах, то результат будет таким же…» — подумал про себя Мюмтаз.

— Ведь мы сначала попусту сотрем все с доски. Как ты думаешь, чего мы добьемся этим отказом? Чего, кроме потери себя, самих себя?

Суат мягко посмотрел на него:

— Нового… Мы создадим сказку нового мира, как создали ее в Америке, как в Советской России.

— Неужели ты думаешь, что они забыли обо всем? Мне кажется, что эту новую сказку создаст не отрицание прошлого и не воля к чему-то подобному. Если что-то и поможет, то только ускорение новой жизни.

— Что ты хочешь, чтобы мы сделали?

Мюмтаз не ответил. Мысли его были заняты сценой, произошедшей между Фахиром (это ведь непременно был он) и Нуран. «Как погрустнело ее лицо! Оно было таким несчастным, что хоть самому плачь». И внезапно он, чувствуя, как в нем растет милосердие, дал себе обещание сделать ее счастливой на всю ее жизнь. Но он тут же застеснялся этого ребячества: он впервые замечал, что испытывает такое по-детски наивное чувство.

— Не забывай, что они обе, Америка и Россия, продолжают европейскую традицию…

— Хорошо, а нам тогда что делать?

Ихсан поднял стакан и сказал:

— Прежде всего, выпить. Потом поесть этой прекрасной рыбы, которую даровало нам море. И поблагодарить Аллаха за то, что в этот весенний день мы собрались в этом ресторане на берегу этого моря. Затем нужно постараться устроить себе новую жизнь, которая подходит только нам, которая годится для наших условий. Жизнь — она наша, и мы придадим ей ту форму, какую хотим. И когда жизнь примет свою форму, то напишет собственную мелодию. Но мы никогда не станем заниматься ни размышлениями, ни искусством. Мы предоставим им волю. Потому что им нужна свобода, подлинная свобода. Сказка не может явиться в одно мгновение только потому, что мы так хотим. Она появляется в жизни сама и внезапно! А уж особенно речи не может быть о том, чтобы разорвать нашу связь с прошлым, чтобы отдаться Западу! Никогда! Кем вы нас считаете? Мы — народ, который больше, чем кто-либо, предпочитает классические, старинные напевы. Именно от нас все ждут продолжения традиции.