Эдвард Форстер - Путешествие в Индию

Визит вице-губернатора стал следующей вехой на пути разложения Марабара. Сэр Гилберт, хотя и не был просвещенным человеком, придерживался тем не менее просвещенных мнений. Долгая служба в секретариате исключала личные контакты с индийцами, и сэр Гилберт говорил о них весьма изысканно, сокрушаясь по поводу расовых предрассудков. Он искренне порадовался решению суда и поздравил Филдинга с тем, что тот «с самого начала придерживался широкого, разумного и единственно возможного похвального взгляда на это дело. Говоря по секрету…» Филдинг терпеть не мог секретов, но сэр Гилберт оказался настойчив и сообщил ему, что «некоторые наши друзья с холма провели это дело неудачно», так как не поняли, что «стрелки часов движутся вперед, а не назад», и так далее, и тому подобное. Он мог гарантировать одно: Филдинга будут сердечно рады снова видеть в Клубе, и он просит — именно просит, а не приказывает — принять приглашение. Вице-губернатор вернулся на свой гималайский Олимп совершенно удовлетворенным; такие мелочи, как сумма, которую придется уплатить мисс Квестед, и суть того, что же именно произошло в пещерах, его не заинтересовали.

Филдинг чувствовал, что он все глубже и глубже втягивался в дела мисс Квестед. Колледж был до сих пор закрыт, сам он столовался и жил у Хамидуллы, и у мисс Квестед не было причин менять место своего временного проживания. На ее месте он бы уехал, предпочтя отъезд прохладной и отвлеченной цивилизованности Ронни, но мисс Квестед ждала, когда до конца истечет положенный срок. У нее было все, что ей было нужно, — дом, где можно было жить, сад, где можно было гулять в редкие минуты прохлады. Катастрофа показала мисс Квестед всю ограниченность ее свободы, а он понял, насколько терпеливым характером она обладала. Ее смирение было поистине трогательным. Он ни разу не слышал, чтобы она роптала из-за того, что ее оттолкнули от себя и англичане, и индийцы; она считала это должным наказанием за глупость. Когда Филдинг намекнул ей, что ее извинение перед Азизом было бы вполне уместным, она с грустью ответила: «Да, вы правы, мне стоило бы и самой об этом подумать, но мои инстинкты никогда мне не помогают. Почему я не бросилась к нему сразу после суда? Да, конечно, я напишу ему извинения, но не продиктуете ли вы их мне?» Они вместе составили письмо, очень искреннее, содержавшее множество трогательных фраз, но все же в целом оно получилось корявым и совсем не трогательным. «Может быть, мне написать другое письмо? — спросила она. — Я готова любой ценой исправить тот вред, причиной которого я стала. Я могу сделать правильно и то, и это, но когда мои действия складываются, то выходит очень плохо. Это мой самый главный изъян, но до сих пор я этого не понимала. Мне казалось, что если я буду справедливой и буду задавать нужные вопросы, то смогу преодолеть любые трудности». Филдинг ответил:

— Наше письмо вышло неудачным по одной простой причине, о которой мы не подумали: вы на самом деле не любите ни Азиза, ни индийцев вообще. — Она согласно кивнула, и Филдинг продолжил: — Увидев вас, я сразу понял, что вы хотите увидеть Индию, а не индийцев, и я подумал: нет, так мы далеко не уедем. Индийцы всегда знают, любят их или нет, одурачить их невозможно. Справедливость сама по себе их никогда не устраивает, и именно поэтому Британская империя стоит на песке.

— Я не знаю, нравится ли мне вообще хоть кто-нибудь, — сказала она. Наверное, ей нравился Хислоп, и Филдинг переменил тему, потому что эта сторона ее жизни его не касалась.

Его индийские друзья, с другой стороны, очень много о себе возомнили. Победа, которая сделала бы англичан ханжески самоуверенными, сделала индийцев откровенно агрессивными. Они желали наступать дальше, искали поводы для недовольства и находили их, несмотря на то, что почти все они были надуманными. Индийцы страдали от крушения иллюзий, каковое сопутствует любой войне. Цели битвы и плоды победы никогда не совпадают; последние имеют цену, и только святые отказываются от нее. Бессмертие этих плодов растворяется в небытии, как только к ним протягивают руки. Несмотря на то что сэр Гилберт вел себя с индийцами вежливо и даже, пожалуй, несколько подобострастно, это отношение не заставило их склонить головы. Британское чиновничество осталось таким же вездесущим и таким же неприятным, как местное солнце; к тому же никто, даже Махмуд Али, толком не знал, как выступать против него. Индийцы пытались прибегнуть к громогласным заявлениям и беззаконию, но за всем этим угадывалось искреннее, хотя и довольно смутное, стремление к просвещению и образованию. «Мистер Филдинг, нам необходимо образование, причем немедленно».