Эдвард Форстер - Доктор Шерстихлоп

Люди, их было несколько, пересекали парк…

Клесант сказал себе: «Теперь, когда я навсегда забросил скрипку, нет ничего, что помешало бы мне прожить долгие годы». Сказав это, он откинулся на спину с уверенностью, что заглянул правде в глаза. Оттуда, где он лежал, было немного видно сад и немного парк, немного поле и немного реку, и было немного слышно, как играют в теннис; всего понемногу — это ли не благо, и не это ли прописал доктор Шерстихлоп? Нового обострения болезни ждали с недели на неделю. Он никогда не сможет ни путешествовать, ни жениться, ни управлять поместьем, да ведь он и не хотел многого, он вообще немногого хотел. Электрический звонок соединял его с домом, невозможно прекрасным и чуточку тревожным домом, в котором умер его отец, да ведь не очень тревожно и не так уж плохо лежать под нежарким солнцем и наблюдать за бесцветными, размытыми фигурами сельских жителей…

Не было ровным счетом ничего, что помешало бы ему прожить долгие годы.

«Наступит 1990-й, быть может, даже 2000-й год, а я буду по-прежнему молод», — думал он. Тут он помрачнел, ибо в 2000-м году доктора Шерстихлопа наверняка уже не будет в живых и, возможно, никто не сумеет грамотно продолжить лечение. От опасений разболелась голова. Деревья и трава стали черными и темно-красными, и он потянулся к звонку. Но удержался, успокоенный приближением людей. Они, по всей видимости, искавшие тут грибы, успокаивали его своей несуразностью. В парке не росло грибов. Он почувствовал к ним расположение и тихо позвал:

— Идите сюда.

— Ага, — донесся ответ.

— Я хозяин этого поместья, подойдите ко мне, не бойтесь.

Приведенный в движение, отвечавший перелез через ограду парка. Клесант на такое не рассчитывал и, боясь, что это его утомит, добавил:

— Здесь вы не найдете грибов, но в доме вам дадут пить и все что пожелаете.

— Сэр, так вы, говорите, хозяин этого поместья?

— Да. Во всяком случае, так меня называют.

— Тот, что хворает?

— Да, тот самый.

— Как мне вас жалко.

— Спасибо, спасибо вам, — сказал юноша, тронутый нежданной крупицей сочувствия.

— Сэр…

— Не бойтесь. О чем вы хотели спросить? — ободряюще улыбнулся он.

— Чем вы хвораете?

Клесант замялся. Обычно он уходил от такого вопроса, но в это утро он ему даже обрадовался, словно дружеский взгляд, рыскавший в поисках несуществующего сокровища, заметил и его мимоходом. И он ответил:

— Видимо, тем, что хочу быть самим собой! Знаете, это называют функциональным расстройством. Органических нарушений нет. Вероятно, от этого нельзя умереть, но сердце плохо влияет на мои нервы, нервы — на желудок, затем появляются головные боли и я не могу уснуть, а это плохо сказывается на моем сердце, и вновь все идет по кругу. Впрочем, сегодня утром мне гораздо лучше.

— А когда вы окончательно поправитесь?

Клесант рассмеялся едким смехом вечного инвалида.

— Когда поправлюсь? Это совсем другой вопрос. Зависит от множества причин. Насколько осторожен я в жизни. Следует избегать всяческих волнений, мне нельзя утомляться, я не должен… — Он хотел сказать «не должен близко сходиться с людьми», но какой смысл использовать выражения, которые будут непонятны наемному усадебному работнику, а именно на такого и смахивал незнакомец, поэтому Клесант закончил так: — Я должен все делать так, как мне велит доктор Шерстихлоп.

— О, Шерстихлоп…

— Конечно! Вы его знаете. Его здесь всякий знает, это чудесный доктор.

— Да, я знаю Шерстихлопа.

Клесант поднял глаза, заинтригованный определенностью, прозвучавшей в его голосе.

— Шерстихлоп, Шерстихлоп… Ну, я, наверно, пойду.

Не вполне так, как он сюда пришел, незнакомец перемахнул через забор, остановился, повторил: «Шерстихлоп!», и быстро стал догонять приятелей, которые почти уже скрылись из виду.

На сей раз слуга ответил на звонок. В первый раз звонок почему-то не зазвонил, что могло бы стать большой досадой, если бы посетитель оказался утомительным. Маленький инцидент теперь был исчерпан, и более ничто не нарушало покой этого утра. Парк, сад, звуки тенниса — все приобрело прежние пропорции, но Клесанту казалось, что все стало приятнее и осмысленнее, чем было раньше, что цвет травы и очертания деревьев наполнились красотой, что солнце не просто так пересекало небосвод, что легкие облачка, подгоняемые западным ветром, двигались словно вопреки судьбе и приглашали его следовать за ними.