Виктор Гюго - Девяносто третий год. Эрнани. Стихотворения

Моря! Везде моря! Пространство без границ,
Нигде опоры нет крылам усталых птиц,
Везде гривастые личины
Зелено-синих волн в безумье неземном:
Куда хватает глаз — все ходит ходуном
Над смутным обликом пучины!

Порою сквозь волны причудливый изгиб
Мерцают плавники непостижимых рыб,
С лазурью сплетены живою;
Бурунные стада, и пенное руно,
И солнце — бронзовым щитом вознесено
В голубизну над синевою.

«Должна ль я осушить моря с моих высот?»
«О, нет!» И туча длит свой огненный полет.

Залив в обрамлении горном,
Зеркальная гладь глубины;
Здесь буйволы людям покорны,
Здесь песни весельем полны.
Живут здесь, вольны и суровы,
Охотники и рыболовы, —
Цветасты шатров их покровы,
А копья и стрелы — грозны!

Привольно живется на свете
Им, детям любви и добра, —
Танцуют кочевники эти
Вокруг золотого костра.
Так отроки, девы, мужчины
Здесь пляшут, не зная кручины,
А пламя меняет личины,
Как дивных мечтаний игра!

Там девы смуглы и прекрасны,
Как сумрак, что их обласкал;
Улыбки их зыблются властно
В мерцании медных зеркал.
Там руки красавиц ленивых
Верблюдиц доят терпеливых;
Там, темные пальцы облив их,
Молочный ручей засверкал!

Там женщины, словно наяды,
Ныряют, не зная стыда.
Бродяги, пришельцы, номады,
Откуда пришли вы сюда?
Там голос кимвалов струится,
Там яростно ржут кобылицы
И слиться со ржаньем стремится
Рокочущих волн череда.

И облако, на миг застыв в своем пути,
Вдруг вопрошает: «Здесь?» В ответ звучит: «Лети!»

Египет! В золоте колосьев он простер
Своих богатых нив пестреющий ковер,
Равнина там равнину множит;
Там воды севера безмерны и свежи,
Песчаный зной сковал там юга рубежи,
Два моря эту сушу гложут.

Там создал человек три вечные горы.
От взора алчного скрывают их шатры
Под мрамором — нетленность праха.
И от златых песков до острых их вершин
Восходят к небесам ступени в шесть аршин,
Шаги гигантского размаха.

Здесь розовеет сфинкс, здесь мраморный божок
Бдит, чтобы жгучий вихрь, песчаный вихрь — не мог
Обжечь их веки в исступленье.
Здесь в гавань шествуют большие корабли,
И город-исполин здесь, на краю земли,
Омыл гранитные колени.

Порою здесь мычит убийственный самум,
И слышится порой негромкий щебня шум
Под крокодильими ногами.
А обелиски здесь полосками рябят,
Тигровой шкурою, — когда глядит закат
В Нил, испещренный островами.

Закат. Безветрие. В зеркальной глубине
Блаженно отражен мерцающий в огне
Шар — весь из золота живого;
В румяности небес и в синеве морской
Два солнца царственных уходят на покой,
Готовы расточиться снова.

«Не здесь ли?» — «Нет, не здесь! Ищи!» И в мире гор
Смятенье: потрясен синеющий Фавор.

Песчаные просторы,
Угрюмая тоска,
Блуждающие горы
Сыпучего песка,
Что, бурею гонимы,
Плывут, неутомимы,
Текут, неистощимы,
Как знойная река.

Лишь, словно отзвук мира,
В песков священный стан
Порою из Офира
Вступает караван.
И мраморным удавом
По гребням желтоглавым
И по сожженным травам
Ползет в мираж-туман.

В безводном океане
Взывает к небу плоть:
Его пределы-грани
Определил Господь.
Он реет над пустыней,
Чей воздух в дымке синей
Костер — слепой гордыней
Стремится проколоть!

«Должна ль я в озеро пустыню превратить?»
«Нет! — молвит горний глас, — велю я дальше плыть!»

Громадой башенной пески разворотив,
Вот возникает вдруг, как исполинский риф,
Угрюмый облик Вавилона.
Свидетель жалкого ничтожества людей,
Окутал тенью он безмерною своей
Четыре гордых горных склона.

Здесь лишь развалины угрюмые теперь,
Но там, где ветер длил мелодию потерь,
Там своды небо подпирали,
Там улей был людской, и, смерти вопреки,
Там Вавилон вознес над всей землей витки
Своей чудовищной спирали!

Здесь лестницы росли, карабкаясь в зенит,
Здесь горы ближние казались ниже плит;
По циклопическим ступеням,
В сплетенье ярусов, в борьбе гранитных масс,
Вздымалось здание, пугающее глаз
Пирамидальным завихреньем!